13 мертвецов

Натянул штаны и свитер.

– Одну бросишь? – безучастно спросила Галина.

– Мне завтра в рейс, понимаешь?! Я уехать должен! От тебя, от покойницы, от этой проклятой квартиры подальше. – Дима уже застегивал сапоги. – Может, на неделю, может, на две, как получится. Мне выспаться надо, понимаешь? Я в гараже хоть немного отосплюсь.

Шапку нахлобучил, перед выходом перекрестился, открыл дверь. На лестничной площадке никого не было. Ярко горел свет – и никого. Выдохнул. И понесся, побежал. Галина закрыла за ним дверь. Прошла на кухню. Свет больше не мигал. Долго сидела, глядела в окно: спина уходящего мужа, тусклые фонари на улице, ряд сумрачных двухэтажек, таких же, как и их дом. Потом она механически встала и как была, в ночной рубашке, вышла на лестничную площадку.

Лида Саврасова долго дверь не открывала – видать, тоже высматривала в глазок: кто там? Наконец отворила.

– Ты чего это в одной рубашке-то? Или опять что случилось? – настороженно спросила она.

– Муж ушел. Легко теперь мужики сдаются. А мне вот некуда, – едва слышно просипела Галя. – Пустишь?

– Так проходи. – Лида раскрыла дверь шире. – Тапки-то надень у меня, а то босая по холодному полу…

Перед тем как ложиться, немного почаевничали на кухне.

– И что теперь? – едва слышно выдохнула Галя. Глаза у нее были опущены: никуда не глядели, ничего не видели.

– А ты в церковь сходи, покайся. Мало ли что дурное против Клавдии мыслила, повздорила когда. Кто знает, за что она на тебя зло держит. Припомни все, выложи как есть, оно и отпустит.

– Не могу в церковь.

– А что так? Что не пускает?

– Это самой себе признаться надо, саму себя приговорить. Коготочки острые по сердцу скряб-скряб. А сердце беззащитное жить хочет.

– Ой, намудрила ты в жизни своей, напутала. Ну ладно, я чай допиваю да спать. Ты – как хочешь.

Всю ночь Галя просидела на кухне, на стуле раскачиваясь.

На следующий день по адресу, который подруги по работе дали, пошла Галина к бабке-экстрасенсу. «Бабка» оказалась дамой лет пятидесяти, крепкая, в теле, завивка у ней дорогая и глаза навыкате – такие на «Эмальпосуде» обычно в бухгалтерии работали. Галина говорить уже почти не могла – голос совсем сел. Всю суть дела на бумажке убористым почерком написала; как зашла, протянула. Тетка читала бумажку долго, щурилась из-под очков, все время при этом почему-то слюнявила пальцы. Потом подняла глаза на Галину, посмотрела внимательно, будто оценивающе, и подняла перед ее лицом три заслюнявленных пальца. За глухонемую, видно, приняла. Галина, как могла, выдохнула:

– Ладно.

– При себе три тысячи-то? – уточнила экстрасенс.

Галина отрицательно помотала головой.

– Ну, хорошо, вечером тогда. Часам к восьми приду.

И напоследок, когда Галина собралась уже уходить, добавила:

– Свечи еще приготовь, потребуются. Фотографию покойной надо. Соль, так и быть, с собой возьму.

Весь день Галина домой не шла. Просидела на лавочке напротив садика, откуда еще неделю назад своего Артемку забирала. Просто сидела и смотрела, как играли дети. Пару раз подходили какие-то старухи, спрашивали, кто такая, кого ждет; один раз бомж подкатил – «Прикурить не найдется?» Вместо ответа только рукой отмахивалась. Ушла, лишь когда последних ребят из садика забрали. Шум смолк, и сидеть дальше стало вроде бы незачем.

Дома включила везде свет. Взяла фотоальбомы, стала перебирать фотографии. Вот они с Софьей, и Дима рядом – только что познакомились. Это со свадьбы. Это Артемка только что на свет появился, ножками барахтает. Здесь он постарше – со своей группой в детсаду. Здесь Артемка и баба Клава вместе. Улыбаются. Странно, раньше вроде бы не улыбались… Но подумать над этим и испугаться не успела – в дверь позвонили. «Бухгалтер-экстрасенс» завалилась – одышливая, тучная, неповоротливая. После того как расчехлилась (именно что не разделась, а расчехлилась), деловито, как будто разговор шел о сдаче в магазине, спросила:

– Фотографии покойной есть?

Галина протянула ту самую, с Артемкой. Экстрасенс долго смотрела на фотографию, поворачивала ее к свету, думалось, что сейчас она скажет что-то важное про смерть ребенка. Но вместо этого прозвучало:

– Три тысячи-то неси. Я обычно до сеанса деньги беру.

Галина пошла за деньгами в большую комнату. Вслед ей послышался крик из коридора:

– И свечи захвати! И спички!

Принесла свечи, спички, деньги. Тысячерублевые бумажки экстрасенс аккуратно сложила в сумочку, потом из нее же соль достала и подошла к трюмо. Стала рассыпать перед зеркалом соль, как и положено, разорванным кругом. Прямо напротив стекла, где соляная дорожка пресекалась, она расположила фотографию. Галина стала неразборчиво хрипеть и махать руками. Гостья отстранилась, не понимая. Галина взяла фотографию и заменила ее на ту, где Клавдия Юрьевна одна. В деловом костюме, в библиотеке, тоже улыбается, не разжимая губ. Экстрасенс согласно кивнула и скомандовала:

– Только свет везде выключить надо.