13 мертвецов

Эдик побледнел, нижняя губа задрожала, испарина покрыла лоб, но глаза – с расползающимися кляксами зрачков – смотрели на Озорнова, не отрываясь.

– Мертвые смотрят моими глазами на тебя, – произнес тот. – Они вступают с тобой в брак. Мистический, неземной, нечеловеческий.

Отряхнувшись от оцепенения, Эдик вскочил, опрокидывая стул, и бросился бежать. Озорнов и не шелохнулся. Сидя за столиком, он спокойно смотрел вслед испуганному ребенку, чья маленькая худая фигурка наискосок пересекала мощенный цветной плиткой проспект, нервно лавируя среди неторопливых прохожих. Выбежав на перпендикулярную улицу, Суворовскую, фигурка затерялась в ее срезанной под острым углом перспективе. Озорнов оставил недопитым свой чай и покинул кафе.

Прибежав домой, все еще содрогаясь от внезапных спазмов, Эдик все рассказал родителям. Подробно описал мужчину, назвавшегося Озорновым, подробно передал его слова, которые на удивление хорошо запомнил, и даже это незнакомое слово – «аллегорически» – не переврал.

Отец пришел в ярость, рвал и метал, и с его уст сорвалось невольно дурное, матерное выражение, которого он от волнения не заметил и прощенья за него не попросил. Мама, обычно делавшая отцу замечания в таких случаях, когда он заговаривался при сыне, позволяя то двусмысленную шутку, то некрасивое словцо, на этот раз промолчала. Ситуация была настолько серьезна, что некоторые условности вполне можно было послать к черту.

На следующий день родители ходили в полицию – сами, без Эдика, – написали там заявление и вернулись довольными: полиция, как ни странно, пошла навстречу, приняла участие, выказала расположение.

– Не все там упыри, есть и люди, – пробормотал отец с оттенком удивления, когда потом сидели за ужином, – словно ему открылся некий поразительный закон природы.

Полиция быстро нашла Алексея Игоревича Озорнова, который скрываться вовсе и не думал. Приход полицейских к нему и последующий допрос принял невозмутимо, держал себя без робости и суеты, спокойно, с достоинством, отвечал на вопросы уверенно. И вот что сказал:

– Я писатель. Пишу для детей и подростков. Мне нужно было опробовать на мальчике сюжет книги, который сейчас разрабатываю. Чтобы понаблюдать за реакцией. В моей новой книге, а это фантастическая повесть, главный герой – точно такой же мальчишка. По сюжету, к нему подходит на улице человек и говорит те самые слова, которые я и сказал. Понимаете, мне просто нужно было увидеть реакцию. Так сказать, сделать зарисовку с натуры. Само собой, я не предупреждал мальчика, что буду ему цитировать текст моей повести, чтобы его реакция была не наигранной, натуральной. Ну вот и получил результат. Если бы мальчик не сбежал от меня, дал договорить, я бы все ему объяснил – что это эксперимент в рамках творческого литературного процесса. Но я просто не успел сказать. Конечно, я понимаю, как это выглядит со стороны, поэтому специально записал нашу беседу на диктофон. Точнее, мой монолог, мальчик-то молчал. Запись я вам предоставлю, и вы сами убедитесь, что в моих словах не было даже и намека на что-то противозаконное.

Диктофонную запись Озорнова полиция дала послушать родителям Эдика, и тут даже папа признал, что ничего страшного, в принципе, не случилось. Писатель, конечно, мрачненький, с причудами, но кто из них, писателей, без причуд? И вообще, все это даже интересно.

Мама отыскала в Интернете несколько книг Озорнова – они там были в свободном доступе, – почитала немного и заключила:

– Ну что, в принципе, даже неплохо. Детские ужастики. Я и не знала, что в нашем городишке этакий талант цветет втихаря. Не Веркин, конечно, не Крапивин, но все-таки…

– Сологуб уездного масштаба! – пошутил папа.

Кончилось тем, что родители забрали заявление из полиции. Озорнов же, встретившись с ними в полицейском отделении, долго извинялся и передал для Эдика свою недавно изданную книгу с автографом. Книга называлась «Мертвецы наблюдают с Луны». На обложке изображен мультяшный мальчишка: сгорбленно, как оплеванный, бредет по темной аллее, опасливо косится назад и вверх – на огромную Луну, на фоне которой темнеют уродливые силуэты голых ветвей.

Взяв книгу в руки и прочитав на внутренней стороне обложки написанное аккуратным почерком: «Эдику Голобокову от автора с признательностью и благодарностью за помощь при написании новой книги. Лучше дрейфовать, чем дрейфить, не правда ли? А. Озорнов», – Эдик задумчиво повторил про себя эту фразу: «Лучше дрейфовать, чем дрейфить».

И на душе стало вдруг невыносимо тоскливо, словно выгнали его из дома в пустынную ночь и он медленно бредет без цели и смысла, одинокий, дрейфующий по течению тьмы отщепенец. А где-то на задворках памяти едва слышно звучит старая-старая песня, навевающая мертвящий покой, – про черную реку-ночь, длящуюся веками, по которой ты плывешь, скорчившись в лодке, потерявший весла, не видящий ни берега, ни огонька…