1 2

количеством смолистых веток, вернулись. Звездочет так и стоял в двух шагах от

выхода, стараясь не двигаться. Деловитое паучье племя не отвлекалось на

такую мелочь, как двуногое что-то с жалящим огоньком, в который случайно

попало несколько мелких паучков, моментально съежившихся и упавших на

пол. Больше к Ди Ойге не приближались, и возле него осталось небольшое

пространство, которое было свободно и от паутины и от ее создателей.

- Ян, а чем обмотать-то факелы? У нас только наша одежда и есть, если ее

порвем, то потом замерзнем.

- Ты знаешь, Дан, мне кажется, нам и потом холодно не будет. Что-то мне

подсказывает, что у нас или «потом» не будет или будет так жарко, что мы еще и

водички попросим. Давай, рви, что под руку попадается, наматывай и мне

парочку сюда подай. Я подожгу, один тебе отдам, вы зажжете еще один мне и

себе по два. А потом, по команде надо будет бежать, что есть мочи. Бежать

будете за мной, потому как объяснять дорогу некогда. Они ко мне все-таки

подбираются. Да и свечка не бесконечная.

Пока звездочет говорил, купец снял плащ и разорвал его на полосы, обмотав

каждую ветку. Дерево было настолько смолистым, что ткань тут же пропиталась

сочащейся жидкостью. Да и когда ветки несли сюда, немалое количество

попало на верхнюю одежду. Мирра умудрилась перепачкаться основательнее –

шапочка, руки, несколько пятен на плаще, оставалось только надеяться, что эти

пятна не загорятся. Запалили факелы, подождали, пока разгорятся ровным

пламенем. Ди Ойге уже становилось плохо видно, потому как между дверью и

астрономом оставалось совсем небольшое пространство, которое еще не

заплели сетями.

- Готовы? – из-за паутины, скрывающей фигуру астронома, голос звучал

глуховато.

- Да, мы по три факела несем, запаленных, надеемся, что хватит, чтобы до твоей

двери добежать.

Мирра стояла перед дверью, крепко зажмурив глаза. Астроном был не одинок в

своей боязни пауков. Девочка тоже была к ним неравнодушна. И вот сейчас ей

надо было пройти через всю комнату, кишащую всякой паучьей нечистью,

заплетенную паутинами так, что уже почти не оставалось прохода. Факелы,

врученные девочке, разгорелись на славу. И наступил тот самый момент, когда

отступать уже нельзя, и ждать тоже нечего – ни помощи, ни надежды, что все

как-нибудь само сделается хорошо. Звездочет подпалил полотнища паутины

между собой и дверью:

- Вот же мерзость-то какая! Они еще откуда-то пылюки натащили. Утром было

чисто, а тут – вот-те, на! Везде слой пыли, а паутина просто ей усыпана. С

собой принесли, что ли… Ну, в общем, пойдем уже. Давайте, на раз-два. Раз,

два!

И рванули, и побежали так, как никогда не бегали. Прорываясь сквозь

подпаленные занавеси, закрывающие путь. Астроном бежал по памяти – уж

свое жилище он знал, мог с закрытыми глазами все комнаты обойти, ни разу не

споткнувшись. За руки не держались – факелы нужно нести, отмахиваясь от

тех, кто пытался спуститься поближе. Пауки, опешившие от внезапного

нападения, быстро пришли в себя, если, конечно, можно так о них сказать. И

принялись сооружать на месте разорванных и подпаленных сетей, новые, еще

более прочные. Паутина, из-за усыпавшей ее пыли, горела плохо. Приходилось

каждое полотно прожигать, чтобы иметь возможность пройти. Из-за этого

бежали все медленнее и медленнее, возле лестницы, той самой, которая нужна

была, пауки стали такими ядреными, что оторопь брала. Самый маленький был

с голову Мирры, раскачивался на нити, которая толщиной и прочностью не

уступала канатам, что использовались на купеческих кораблях, бороздивших

волны Большого океана. Это еще хорошо, что они медлительные какие-то и

трусоватые – огня боялись, стоило поднести факел, так с противным писком

поднимались вверх, а так – не сносить головы, завязли бы в тенетах и

задохнулись среди всей этой пыли. Один из гендлеровских факелов прогорел, и

он его бросил, освобождая руку, схватил Мирру повыше локтя, увидев, что

девочка, застыв, посерела от ужаса и отвращения. Звездочет, останавливаясь

лишь на то время, которое требовалось, чтобы поджечь очередную преграду,

шел вперед, изредка оглядываясь на своих спутников. Вожделенная лестница

была уже рядом, но – вход на нее был заплетен толстенными нитями, на

которых раскачивались тесно друг к другу жирные черно-серые пауки с

мохнатыми брюшками. И чтобы пройти, нужно сжечь эту колышущуюся

преграду. К проему подошли втроем, переглянулись, и, не сговариваясь,

одновременно начали поджигать, старательно раздувая пламя. Пауки

сгрудились в еще не подожженной части прохода, шурша лапками и угрожающе

покачиваясь.

- Вот я не пойму, скажи мне, друг мой ученый: пауки же говорить не могут? –

спросил Гендлер, с остервенением тыча факелом в паука, угрожающе

поднявшего хелицеры.