разглядел полыхание пламени, которое затмевало огонь. Музыка звучала все
быстрее и взлетала все выше, заставляя танцовщицу метаться вокруг костра в
бешеном ритме. И на самой высокой ноте музыка оборвалась. Танец замер.
Пожилые женщины племени окружили Селену плотным кольцом, накинули на
нее темную накидку и увели. Вальд с интересом разглядывал всех, кто остался
возле догорающего костра. Жены с видимым усилием вырывали своих мужей
из очарования, в котором те все еще пребывали, и уводили из-под дождя.
Вскоре возле костра остался только Вальд, он просто не знал, куда ему идти.
Потом увидел, как идет мама – уже в обычной одежде, волосы влажные,
намокли под моросящими каплями. Идет к нему, лица пока не видно, пламя
хоть и уменьшилось, но все еще внушительное. Вроде бы улыбается,
протягивает к мальчику руки, подходит ближе и Вальд видит, что на лице нет ни
кусочка кожи, она вся аккуратно содрана, обнажая то, что под ней находилось.
С лица медленно стекают ручейки крови, но мама их не замечает, даже не
пытается вытереть. Идет к нему, подходит ближе и ближе, внезапно ее колени
подламываются, она падает в костер. Который вспыхивает ярко и благодарно.
Вокруг снова Дикие – темные фигуры стоят и молча смотрят на безмолвную
полыхающую фигуру. Все происходит в полнейшей тишине, вновь не слышно
ни единого звука. И свет становится таким странным – сначала синеет, потом
начинает багроветь. Вальд пытается подбежать к маме, вытащить из костра,
кричит, чтобы помогли. Но горло не слушается, сипит, не в силах издать хоть
какой-нибудь звук, ноги вязнут в загустевшем воздухе и не идут, руки виснут
плетьми. Нет сил, нет помощи, нет надежды. Вальд кричит, кричит беззвучно,
лицо багровеет от усилий. Слезы текут по пухлым детским щекам. Потом кто-
то темный наваливается на него сзади, закрывает глаза ладонью, отирая слезы,
и шепчет в ухо: «Ты мне веришь? Самый большой недостаток пастыря –
неверие, астронома – слепота, у повитухи не могут быть слабыми руки. Но ты,
мальчик мой, пастырь и у тебя должна быть вера…» Шепот повторяется и
повторяется, сводя с ума, заставляя извиваться, чтобы вырваться из этих
холодных скользких на ощупь рук. Крик, наконец, прорывается из сдавленной
глотки, мальчик кричит, что есть сил, и просыпается от своего вопля. Рядом
стоят оба пастыря, пытаясь его разбудить. Вальд сел, задыхаясь, не в силах
произнести ни слова. Сен-Прайор серьезен и хмур:
- Плохие сны, приходящие в тоннелях, могут сбыться. И помешать выполнить
твою миссию, а могут быть просто предупреждением. Запомни этот сон, сынок,
запомни хорошенько. Никому не рассказывай о чем он, просто помни. И, если
вдруг тебе почудится, что реальность стала похожей на то, что тебе снилось –
прислушивайся только к себе. Интуиция пастыря – великая сила, которой
сейчас, к сожалению, владеют единицы. Сила крови просыпается в тебе. Но
берегись. К тому, кто одарен и требования выше.
Вальд полностью проснулся и отдышался, говорить ни о чем и ни с кем
не хотелось. Он уселся поудобнее, закутавшись в одеяло. Пастырь Рид сейчас
был часовым, а Сен-Прайор спал рядом. Вернее, теперь и он не спал. Достал
флягу с водой и велел мальчику вымыть руки, чтобы смыть дурное ощущение
после сна. Вальд послушался, вымыв руки со всей тщательностью, на которую
был способен. Ущелье Водопадов они успешно проехали – дуга оказалась более
пологой, чем казалась на карте. Поворот, хоть и был достаточно крутым, но
никакого дискомфорта не почувствовали, даже не заметили, как его миновали.
Ветер уже не так сильно дул в лицо, как прежде, ощущалось, что дорога пошла
вверх. Вскоре повозка и вовсе остановилась, вызвав недоумение. На карте на
этом участке стоял значок «Т», но что это обозначало – нигде не написано.
Путники переглянулись, пожали плечами, покинули повозку, чтобы
воспользоваться случаем, размяться, справить естественные нужды – если у
кого возникли, да и посмотреть, что случилось. Вальд и пастырь Габриэль
пошли к кучке неподалеку, словно специально предназначенной для тех целей,
к которым они стремились. Щедро оросили ее. Послышался голос пастыря
Тони, который уже управился и пошел на разведку. Оказалось, что остановка
эта не случайна, а каменщики специально сделали небольшую насыпь, чтобы
плавно притормозить повозку – все же живые, всем же хочется и отлить, и
отложить, и размяться. Побродили еще немного. Кое-где развевались пыльные
космы паутины, валялись кости каких-то мелких зверушек, спешили по своим
делам мелкие паучки и белесые подпочвенные жуки. И было очень тихо,
поневоле стали разговаривать вполголоса, чтобы не нарушать тишину, что здесь
царила долгие-долгие годы. Вальд забрался в повозку, его спутники несколько
раз толкнули и – едва успели заскочить, после краткого подъема, дорожка резко
уходила вниз, помчалась снова так, что в ушах засвистело. Теперь, если