Зверь и скрипка

Наконец-то скрипач остался один. Он запер дверь на ключ и, мысленно поблагодарив бургомистра, стал примерять костюмы. Это не заняло много времени. Первый же попавшийся оказался ему впору, пара башмаков — тоже. Антон налил стакан молока и, медленно отпивая по небольшому глотку, снова вышел на балкон. Он блаженствовал!.. Теперь никто не стоял за его спиной, никто не теребил, не подгонял, и всё, что произошло с ним сегодня напоминало прекрасный сон средь весеннего сада. Взгляд его притягивал пустой балкон в доме напротив. Легкая штора на нем качалась от ветра, а шумные воробьи сгоняли друг дружку с поручней.

Вечерело. Он лег и хотел заснуть, но сон не шел к нему: слишком велико было напряжение дня. С каждой минутой нетерпение все больше охватывало его. Тогда Антон встал и раскрыл скрипичный футляр. Его пальцы прикоснулись к струнам. Музыкант вдруг понял, что если сегодня, нет! прямо сейчас! не увидит Марию, — жизнь его оборвется, как скрипичная струна. Он захлопнул футляр и решительно направился к двери, но тут же остановился. Ни к чему, чтобы Гостинщик знал про это… Антон в растерянности обвел взглядом комнату и тут увидел шелковый затейливо витой шнур от звонка… Через несколько мгновений, повесив через плечо скрипку, он, словно акробат, спустился в сад. Спрыгнув на траву, Антон тихо пошел к дому бургомистра. Вдруг он замер на пол-пути, бросил футляр наземь и побежал, сдерживая готовый сорваться крик.

С того самого балкона, по привязанной к перилам веревке, спускалась Мария. Она заметила его, расцепила руки и легко упала в объятья вовремя подоспевшего музыканта.

— Здравствуй!.. — улыбнулась девушка.

Он молча держал её на руках.

— Здравствуй! — серьезно повторила она, смутилась и попыталась высвободиться.

— Хочешь, я сыграю только для тебя?

— Хочу, — прошептала Мария.

Он продолжал стоять, не шелохнувшись, а она тихо смеялась, вся наполненная счастьем, как музыкой.

— Так ведь ты ничего не сыграешь!..

Он нехотя опустил девушку на траву, раскрыл футляр.

Еще не взмахнул смычок, ещё не запела скрипка, а для Марии уже не существовало ничего вокруг: ни сумрака сада, ни дома, ни отца, ни князя только её Музыкант! И в этой отстраненности от всего реального, в очерченном Желанием круге, в саду Воображения — проросла его Мелодия!

Она уносила в небеса, низвергалась водопадом, била живым ключом родника, падала дождем, свистела ветром по крыше, светилась далекой звездой, пылала костром на лугу, плавно текла рекой, кричала раненой птицей, билась бабочкой в стекло, и вновь взлетала под облака!

Ее слышали все в городе, и на сердце становилось спокойней. Ее слышал Снегирь и радовался за друга.

«Такой талант! — думал про скрипача бургомистр, укладываясь спать. Но какое же это безрассудство — разбазаривать его налево и направо!.. Нет, за Искусство нужно платить… И — большие деньги!..»

Когда Антон опустил смычок, Мария тихо сказала, дотронувшись до его руки:

— Я не хочу оставаться. Давай убежим… Я не стану ныть и не попрошусь назад.

— Ты и вправду этого хочешь? — скрипач осторожно взял её руку в свои, вглядываясь в глаза девушки.

— Очень! Я ведь уже дважды убегала из дому.

— Охотно верю, — улыбнулся Антон, вспомнив, как ловко Мария скользила по веревке с балкона. Улыбнулся, а потом встревожился, — Но зачем? Тебе было плохо здесь?

— Из-за князя.

— Но ведь ты сказала, что не боишься его.

— Боюсь, — призналась она. — Боюсь его фальшивой улыбки и цепких глаз. Он погубит нас… Особенно теперь, когда я и ты…

— Хорошо, — музыкант покрыл поцелуями её прекрасное лицо, — мы не будем медлить — убежим, как только стемнеет.

И тени деревьев спрятали влюбленных, а весенние ветки укрыли их белой фатой лепестков, а земля расстелилась зеленым ковром, и кузнечики играли венчальный вальс!..

О, влюбленные! Нет вам дела до целого мира! Разве слышите вы грохот волн или гром пушек в миг Любви? На целой земле есть только вы, а вокруг никого!.. Так кажется вам.

…Два осторожных силуэта мелькнули среди деревьев. Один остался за темными стволами, а другой торопливо и совсем неслышно заспешил в особняк бургомистра…

…Антон смотрел на Марию, прильнувшую к нему, и к нежному щемящему чувству внезапно примешалась растерянность:

«Зачем я дал ей слово?..»

Стремительный взлет от свободы на замерзшей декабрьской дороге до этих связующих высот пробудил в нем странные чувства. Он ощутил разительный контраст между прошлым и настоящим! Словно ночь и утро, зима и весна, голод и пир, нищета и сокровища, гоненье и власть!

«Ах, зачем же я дал тебе слово?..» — вновь подумал он, с бесконечной нежностью глядя на спящую Марию.

Так думал мальчик, с детства не знавший ласки; так думал подросток, который недоедал и мерз по чужим углам; так думал юноша, которого гнала по дорогам сиротская доля: он вдруг понял, чего был лишен все эти годы, и захотелось ему тепла, покоя, любви, — всего, что досталось вдоволь другим…

Звала дорога. Все перепуталось.

Бургомистр в ночном колпаке и халате уже собирался спать.