Зримая тьма

— Откровенно говоря, — заметил Бастьен, когда мы шли к джипу Латура, — я совсем не удивился бы, если бы узнал, что вся эта маленькая драма разыграна кое-кем из большого начальства Латура в Алжире. Слишком уж тут много подозрительных совпадений. Вероятно, кому-то показалось, что Латур может успешно закончить свой эксперимент, и то, что здесь произошло, было признано лучшим способом сорвать его.

— Вы и в самом деле считаете, что они способны на такое?

— Конечно, мой дорогой друг. Если б вы только знали то, что знаю я кое о ком из этих грязных собак. Они, вероятно, рассчитывали, что после бомбежки тут будет устроена засада или, на худой конец, произойдет какая-нибудь стычка. Конечно, Латур слишком хитер, чтобы ввязаться в драку. Можете не сомневаться, что с помощью своего языка он как-нибудь выкарабкается, хотя в конечном счете это не имеет никакого значения.

Мы забрались в джип и отправились в обратное путешествие. На душе у меня было тяжело, и я испытывал жалость к Латуру, попавшему в неприятное положение.

Бастьен же не проявлял никакого беспокойства. Больше того, я впервые увидел его в хорошем настроении. В течение целого часа он, почти не переставая, мурлыкал одну и ту же арию из «Аиды».

ГЛАВА XI

«Гнусное убийство!» — кричал заголовок. Гнусное… Гнусное… Я скользнул глазами по объявлениям парижских ателье мод и рекламе ковбойских кинофильмов. Убийства теперь уже не привлекали внимания. На каждой странице либревильской газеты «Эклерёр» рекламировалась насильственная смерть. Среди светских сплетен и сообщений о футболе и велосипедных гонках печатались бесчисленные заметки о засадах, ночных налетах, внезапной смерти от удара ножом в толпе или от револьверной пули, о полуобгорелых трупах, обнаруженных среди развалин сожженных ферм, о военных потерях и массовых убийствах, именуемых, судя по заголовку, «прочесыванием». Внезапная смерть стала заурядным явлением.

На унылом фоне однообразного газетного шрифта мелькнуло какое-то знакомое имя. Сначала я равнодушно скользнул по нему глазами, но спустя некоторое время попытался снова отыскать на газетной полосе, предчувствуя, что имею какое-то отношение к связанной с ним обычной в те дни трагедии. Это имя было — Жозеф. Жозеф дель Джудиче. Дель Джудиче… Может, это фамилия нашего Жозефа?. Я углубился в чтение заметки.

«ГНУСНОЕ УБИЙСТВО

Сегодня утром из Эль-Милии сообщили, что прошлой ночью банда феллахов напала на ферму хорошо известного в городе Жозефа дель Джудиче. Несмотря на мужественное сопротивление господина дель Джудиче, подлые налетчики хладнокровно убили его самого, его супругу Рене дель Джудиче и их гостью Марию Дивину Гонсалес. Как стало известно, вторая гостья — мадемуазель Долорес Майоль — уведена бандитами. Все население Эль-Милии — христиане и мусульмане — едины в своей решимости найти и покарать виновников гнусного преступления. Полиция приняла необходимые меры для предупреждения беспорядков, которые могут возникнуть в результате стихийного возмущения населения. Похороны жертв назначены на завтра. Военное командование объявило, что всякие демонстрации запрещены и что в связи с праздником розговенья установлены некоторые ограничения. Одновременно объявлено о введении комендантского часа».

Я отвел глаза от газетного листа, и мне показалось, что день сразу как-то изменился. На главной улице Эль-Милии уже не царило прежнего оживления. Европейцы углубились в чтение только что поступивших газет, нигде — вероятно, в силу простой случайности — не было видно ни одного араба. Жандарм, стоявший посреди улицы, перебирал пальцами прорези в кожухе своего автомата, словно это были лады какого-то музыкального инструмента.

Я зашел в кафе «Спорт» и попытался связаться по телефону с Джи Джи.

На мой звонок ответила Мэри.

— Его нет дома, — сказала она. — Почему бы вам не позвонить в лагерь?

— Хорошо, — ответил я и уже собирался положить трубку, как вдруг Мэри воскликнула:

— Подождите, подождите! Я только что получила чудесную новость. Теперь все в порядке!

— Какую новость?

— О совместном посещении кино по случаю праздника розговенья.

— Впервые слышу.