Зовите меня Маугли

БРШЛ — Бюро расследований штата Луизиана, этакое местное ФБР. Такие есть в каждом штате. Они небольшие, в них обычно только одна лаборатория, но в них есть много хороших детективов. Занимаются они обычно расследованием уголовных преступлений, относящихся к юрисдикции штата, тех, где помощи просит шериф, охраной губернатора и административных зданий, если это нужно, и так далее. Это явно люди губернатора.

Я достал свое удостоверение и показал.

— И что? Я что-то совершил?

— Просто поговорим. Профессиональная вежливость.

…

Мы вышли и сели в машину БРШЛ — черный «Форд». Кондиционер был включен на полную. При это я сел вперед и напарнику Барбелоу не осталось ничего, кроме как сесть назад, на место для арестованного.

— Как насчет сигареты? — спросил Барбелоу.

— Не курю.

Он выбил из пачки сигарету, с наслаждением закурил.

— Машина принадлежит штату, а значит, приравнивается к помещению. В любом помещении штата курить теперь нельзя. У вас так же?

— Запамятовал.

Барбелоу хмыкнул.

— Я навел о вас справки. На границе вы известный стрелок. Какого черта вы связались с ФБР? Какого черта приехали сюда?

Теперь усмехнулся я.

— Смертных приговоров слишком много.

— Понятно. Копаете…

— Я выполняю свою работу.

Барбелоу резко повернулся ко мне:

— А я выполняю свою, парень. На территории своего штата, заметь. Я бы понял, если бы копать приехал какой-нибудь костюмчик. Но приехал ты. Человек, который работает на шерифа округа. Какого хрена?

— Вы ждете объяснений?

— К черту объяснения. Ты не терял товарищей? Ты не терял хороших парней?

Я покачал головой.

— Только не говорите, что у вас хорошо работает просекьютор, Барбелоу. Я не поверю, да и вы сами не поверите. У вас здесь получить смертный приговор легче, чем в гребаном Иране.

— Это значит лишь то, что мы хорошо выполняем свою работу, лучше, чем в других гребаных юрисдикциях.

— Перестань, Барбелоу. Забить до отказа death row это, по-твоему, показатель работы правоохранительных органов?

— А у вас не так же?

— У нас смертников не больше, чем в среднем по стране — и как-то справляемся. И заметьте — это соседний штат. И да, кстати, почему столько чернокожих, у вас одни они в преступниках. Они — и только?

Барбелоу со злобой смотрел на меня.

— Ты был в Новом Орлеане, когда там был ураган? Когда вода поднялась на шесть — семь футов и все затопила? Я вот — был. Понасмотрелся, знаешь ли. Ублюдки грабили дома, убивали тех, кто послабее, тех, кто не мог или не успел спастись — а потом нагло усмехались нам в лицо: и что вы нам сделаете? Говорили нам они, а мы сжимали кулаки.

— Сжимали — и только?

Барбелоу разозлился окончательно.

— Вот что, мистер умник. Мы не лезем в твой штат и не учим вас, как надо делать свою работу. А ты не учи нас, как делать свою. Про тебя много чего интересного рассказывают. Но здесь ты не крутой, здесь крутые мы. Не лезь.

— Скажите, это ваши слова, или кто-то просил их мне передать?

Барбелоу изучающе смотрел на меня, потом отвернулся

— Прочь с моих глаз. Вали из машины, на хрен. И помни, что я тебе сказал.

Я вышел из машины и закрыл дверь.

…

— Что он вам сказал?

Мы взяли ланч в какой-то придорожной забегаловке. Цыпленок генерала Цо[42], необычно вкусный, кстати, вкуснее, чем в городе.

— Сказал убираться.

— А вы?

Я пожал плечами.

— Если бы каждый раз, когда мне угрожали, я получал бы доллар, наверное, был бы миллионером.

— Барбелоу местный. Он тут не просто так появился.

Даже так. Ну, ситуация немного проясняется. Похоже, он боится и за то что будут копать его старые дела.

— Ясно.

Мэдлин обеспокоенно посмотрела на меня.

— У него здесь все права. И пистолет.

— У меня тоже все права. И тоже пистолет.

Она помолчала, потом сказала:

— То есть, вы пойдете до конца?

— Меня не испугает троглодит, с трудом учившийся в школе.

— Тогда… удачи.

США, Луизиана. Биг Рок. 31 марта 2023 года

По пути в город мы не разговаривали — как-то говорить было не о чем. Я знаю мало людей, которые сохраняют невозмутимость, находясь в таком месте, как камера смертников. Обычно, это такие люди, которые, как я говорил, перечитали Ветхого завета и забыли про Новый, и про то, что Иисус велел прощать.

Странные мысли от такого человека, как я? Но уж какие есть. Не знаю, это, наверное, профессиональная деформация какая-то. Я считаю, что если какой-то тип накурился дряни, взял винтовку и пошел в торговый центр, или решил захватить заложников, или решил раздобыть деньжат и пошел грабить банк — его надо пристрелить на месте, и забыть про это. Но именно — на месте. В американской системе правосудия есть особенность — если человека приговаривают к смерти, его казнят через десять, пятнадцать, двадцать и более лет после совершения преступления. Я слышал, недавно казнили типа, который отсидел в камере смертников тридцать два года. Какой был в этом смысл, скажите? Все давно забыли то, что он совершил, мир изменился за тридцать два года. Одному казненному было семьдесят два — какую опасность он представлял для общества в семьдесят два года? Какой смысл в этом во всем? На правосудие не слишком-то похоже.