Зов пустоты

Удары электрошокером чуть не остановили ее сердце, но Людивина была выносливой, спортивной, закаленной множеством испытаний. Она пережила и это – безусловно, худшее из всех. Она почти потеряла сознание, едва слышала вдалеке выстрелы, словно орущий соседский телевизор, и даже не понимала, что это реальность, что пришли за ней.

Когда голый мужчина наставил револьвер на Людивину, спецназовцы открыли по нему огонь, на этот раз целясь в голову, понимая, что живым они его не возьмут. На кону стояла жизнь коллеги.

Из черепа голого мужчины вылетели все мозги, тело отбросило назад, а потом странная биомеханическая реакция швырнула его вперед, прямо на жертву.

Но он успел выстрелить. Последний нервный импульс. Удар пальцем по курку. Последний рефлекс тела, довершивший то, чего сам голый мужчина уже не мог хотеть.

Блестящий револьвер несколько раз отскочил от пола и лег, ствол дымился.

Крупный калибр.

Красная волна щедро залила светлые волосы Людивины. Ее разбитый лоб. Ее выжженные, размазанные по бетонному полу глаза среди кровавых ошметков серого вещества.

Любовь родителей, крошка в родильном отделении, агукающий младенец, милая девочка с косичками, упрямая, но красивая девушка-подросток, уверенная в себе молодая женщина, влюбленная, пережившая предательство, страстная, профессиональная, всегда и во всем сомневающаяся, любящая… каждое мгновение тридцати лет жизни перечеркнула пуля в голове. То, какой она была, превратилось в воспоминания, в массу остывающей плоти. Скоро природа сожрет и поглотит ее, растворит в круговороте жизни. Едва погибнув, она уже гнила изнутри.

Спецназовцы прошлепали через лужу ее крови, убедились, что похититель мертв, и только после этого позволили врачу подбежать. Тот упал на колени в жиже, стекавшей прямо в яму.

Людивина Ванкер.

Мертва.

Ему хватило одного взгляда, чтобы убедиться в этом. Никакой надежды. Она умерла, как только пуля вылетела из ствола. Ни секунды передышки. Она уже получила свои несколько часов, а от этого чудовища не стоило ждать и их. Вот и все, чего она сумела добиться.

Ни секунды больше.

Ни. Секунды. Больше.

Людивина.

Разбитый лоб. Выжженные, размазанные по бетонному полу глаза.

Она улыбалась.

Она умерла, но улыбалась. Словно смеялась над ужасом.

Или передавала последний привет всем, кто ее любил.

Ни. Секунды. Больше.

Людивина.

В омерзительной кровавой каше.

С улыбкой.

43

Сеньон подскочил на месте.

Стерильный коридор. Полутьма. Приглушенный больничный свет. Чей-то шепот неподалеку. Запах средства для дезинфекции. Мерное пиканье приборов.

Он встал со стульев, которые составил вместе, чтобы немного вздремнуть.

Вязкий кошмар.

Дверь в палату открыта, за окном напротив входа чернеет ночь, в центре – больничная кровать.

На ней, сомкнув веки, лежит Людивина.

Глаза ее целы, надежно укрыты, лоб чистый, на светлых кудрях ни капли крови.

Кошмар. Просто мерзкий кошмар.

Они приехали вовремя. Людивина отвоевала у преступника не просто отсрочку в несколько часов – она отвоевала у него жизнь. С точностью до минут. Спецназовцы сразили убийцу в тот же миг, когда тот выстрелил. Пуля прошла в десяти сантиметрах от Людивины. Нет, она здесь, живая. Физически невредима.

Сеньон потер лицо руками, чтобы прогнать страшные картины, избавиться от остатков ужаса и скорее вернуться к реальности. Не так уж часто явь оказывалась приятнее и счастливее сна.

Он подошел и коснулся щеки подруги.

На этот раз он улыбался.

И плакал.

Комната наполнилась жизнью и радостью. В небольшой палате толкались Сеньон, Летиция, Гильем, Магали и даже Марк. Полковник Жиан, майор Рено и капитан Меррик только что вышли от Людивины, удостоверившись, что коллега идет на поправку.

Сотрясение мозга, два треснувших ребра, множество ушибов, несколько ссадин, ничего непоправимого. Казалось, что Людивина еще не до конца все осознала. Очнувшись, она с рыданиями обняла Сеньона – как накануне вечером, в «скорой», увозившей ее в больницу. Когда она выплакалась, к ней вернулась уверенность в себе, но какая-то тревожная.

Гильем рассказал, как они за несколько часов вычислили Антони Бриссона.

За те несколько часов, которые она отвоевала.

Летиция, несмотря на протесты Людивины, сообщила, что освободит для нее комнату близнецов. Пусть поживет у них неделю, пока не придет в себя.

Все говорили с ней, хотели ее успокоить, приласкать.

Сеньон воспользовался тем, что жена стала всех угощать яблочным пирогом, и наклонился к Людивине:

– Как ты себя чувствуешь?

– В целом нормально.

– Я имею в виду, что ты обо всем этом думаешь?

Людивина пожала плечами и поморщилась от боли.

– Мы его видели, – сказала она.

– Кого?

– Антони Бриссона, убийцу. Я где-то видела его лицо. Но не сразу вспомнила, где именно. Один из рабочих, которые тянули кабели в НИИ криминалистики, помнишь? Он тогда отошел, чтобы нас пропустить, и взглянул мне прямо в глаза.