Зов пустоты

– Продолжаю искать. Магали с ребятами мне помогают, мы проверяем все, что нашли, уже разворошили всю его жизнь, узнали про всех его знакомых. Он ничего не арендует – ни гаража, ни дачи. Я не вижу никаких сумм, которые он регулярно снимал бы со счета, чтобы, например, заплатить наличными…

– Другого адреса нет? Ты уверен?

– Мы ничего не нашли.

– Он работает на себя – может, что-то где-то арендует?

– Мы уже все перепроверили, его фирма зарегистрирована по его домашнему адресу.

Сеньон застонал от отчаяния.

– Мы проверяем его окружение – хотим узнать, вдруг кто-то дал ему ключи от сарая или склада, но дело гиблое, – признался Гильем. – Он почти ни с кем не общается, друзей нет…

Сеньон прижал телефон ко лбу. Он терял надежду.

Прошли уже сутки с тех пор, как она исчезла.

– Он никогда не оставляет их в живых так надолго, – пробормотал он.

– Что? О чем ты говоришь?

Сеньон взял себя в руки.

– Ни о чем, без вас мы не справимся, продолжай, – бросил он и дал отбой.

Жандармы из ГВНЖ вышли из дома под взглядами жителей, которые начали волноваться и высунулись из окон и с балконов.

– Всех допросить! – приказал Жиан. – Начиная с ближних соседей. Осмотреть подвал. Сеньон, вы занимаетесь квартирой, сейчас приедут криминалисты и ее осмотрят. Я хочу знать все!

Сеньон опасался, что у преступника есть сообщник. Не обязательно подельник, просто доброжелатель, думавший что-то вроде: «Смерть фликам, не знаю, брат, что ты там натворил, но хочу предупредить, что они торчат у тебя в квартире». Зазвонил телефон. Марк Таллек. У Сеньона не хватило сил ответить, ведь сейчас все равно нечего было сказать. К дому подъезжали все новые машины, синие отблески мигалок отражались в глазах зевак. Военные из ГВНЖ уже грузились в минивэны с тонированными стеклами, место действия заняла толпа жандармов в гражданском.

У Сеньона вновь зазвонил телефон.

– Таллек, не время сей… – рассердился он и увидел имя на экране.

– Его мать умерла четыре года назад! – на одном дыхании выпалил Гильем. – Никаких следов продажи дома, с тех пор в нем никто не живет, он меньше чем в трех километрах от вас, в довольно пустынном районе, лови адрес.

Сеньон оглушительно свистнул.

41

Покосившийся, пыльный музей славы былых времен. Пластиковый стол, холодильник восьмидесятых годов, ламповый телевизор, накрытый вязаной салфеточкой, потрескавшийся линолеум, старомодные обои – ничего не изменилось за годы в домишке из песчаника, который стоял в конце переулка на опушке леса.

Ружья военных обшарили каждый уголок. Обе группы двигались очень быстро, обследуя дом со скоростью опытных спецназовцев.

Ведущая группа спустилась в подвал и тут же заметила преступника в дальней из комнат: в резком свете свисающей с потолка лампочки стоял голый мужчина.

Он заметил их в тот же миг.

У его ног лежало тело. Женщина, которую он бросил еще на несколько часов в могилу, чтобы взять себя в руки, вернуть уверенность в себе, снова ощутить желание – и окончательно ее измучить, чтобы она прекратила сопротивляться. Но все же, когда он внезапно распахнул люк, она закричала.

Это был крик человека, который понимает, что сейчас умрет, что настал последний час и этот час будет кошмарным. Затрещал электрошокер, его голубая искра несколько раз осветила яму, и женщина наконец замерла. Дьявол у нее в глотке навеки замолк. Теперь он сможет ее сломать. Это точно.

Тогда он с трудом вытащил ее из ямы и бросил на бетонный пол.

Грязный матрас был накрыт пластиковой пленкой. Больше всего на свете голого мужчину возбуждал один-единственный звук – скрип пленки под тяжестью тел, раздававшийся при каждом движении бедер, при каждом совокуплении. Резкий, сухой, глухой звук – звук столкновения искусственного с естественным, пластика с воздухом, господина и подчиненного, звук трения влажной плоти, вытекающей жидкости, шлепков кожи, звук его хриплого дыхания, их жалобных стонов. Звук заполнения. Наводнения. Полного обладания.

Вот что он подготовил для Людивины.

Заметив страшные черные силуэты, голый мужчина метнулся к ящику для рыболовных снастей возле бутылок с отбеливателем.

Пулеметы НК-МР5 выстрелили всего трижды. Две пули вошли ему в корпус, взорвали его таз и изрешетили кишки. Он упал на колени, держа руку в коробке, где поблескивал револьвер. Боль была скорее посланием, не ощущением, он еще оставался в плену фантазий, потребуется несколько секунд, прежде чем он поймет, что его кости раздроблены, а внутренности изорваны в клочья. Но голый мужчина не терял этих драгоценных секунд. Он крепко сжал в руке револьвер.

Направил дуло на тело у своих ног.

Совершить догму, забрать эту кафир с собой…

Его лицо взорвалось, мозг разлетелся по стенам вместе с последними мыслями, рисуя алые арабески смерти, и он рухнул прямо на Людивину.

42

Людивина дважды сумела выбить себе отсрочку.

Всего на несколько часов.

Несколько часов, благодаря которым она проживет дольше, чем остальные. Несколько часов, которые позволили ГВНЖ ворваться в подвал всего через пять минут после того, как голый мужчина долго бил ее током, а затем вытащил из ямы.

Все произошло очень быстро.