Зов предков

«Тут и к гадалке не ходи», — мысленно фыркнул Владимир, но, не смотря на эти пессимистические мысли, даже и не подумал сбавлять ход. Уже изрядно уставшие ноги так и продолжали движение, проваливаясь в снег и с силой поднимаясь лишь для того, чтобы сделать шаг — маленький шаг, не дающий предательским мыслям взять над собой верх, маленький шаг, разжигающий искру надежды. А Надежда это то, что покидает нас лишь в самый последний миг жизни, когда душа уже начинает отходить от тела, и сердце перестает биться. И даже в этот миг Надежда покидает нас самой последней. Так заведено природой или богами — Волков не знал кем точно, но понимал, что «Надежда до последнего» — это древний инстинкт, из-за которого все живое еще не превратилось в тлен. И именно поэтому — сдаваться еще рано! «В крайнем случае, я всегда смогу принять свой последний бой! — вспомнив о сапфировой шпаге за спиной, пообещал Владимир. — И в этом бою я сделаю все возможное, чтобы умереть достойно, а не попасть в плен! Умереть с клинком в руке, один на один против своры гончих псов, как и подобает настоящему волку!.. Умереть именно так, как когда-то умер и Мартин!.. Красивая и самая достойная для мужчины смерть, так он всегда говорил…» Но умирать все-таки не хотелось.

Ноги сами собой остановились, а глаза поднялись к небу, к темнеющему небу, поскольку зимой в Сибири день был короток. В воздухе кружились снежинки, они медленно парили, вальсируя в волшебном завораживающем танце, несколько из них коснулись лица Владимира и тут же, ощутив тепло человеческой кожи, растаяли, оставив после себя лишь холодные слезы небес. Но Волков не обратил на это внимания, его глаза были широко раскрыты и смотрели туда, куда с начала времен тянет всех существ человеческой расы — они смотрели за облака. «Есть ли там кто-то или что-то, что слышит нас и правит нашей жизнью? — подумалось молодому дворянину. — Могут ли умершие внемлить нам?..» Но ни снег, падающий с небес, ни холодный сибирский ветер, что задул в этот миг сильнее, не несли с собой разгадки этой тайны. «Возможно, я скоро и сам узнаю ответ на этот вопрос, если Айеши нагонят меня, и я приму от них смерть, — вздохнул Владимир и ощутил, как не щадящий никого зимний ветер вдруг стихает. — А возможно… кто знает… может мне и удастся еще выбраться живым из этой передряги, если мне повезет, и я доберусь до русских поселений». — Подсказала «последняя Надежда», что не покидает нас до конца.

Волков усмехнулся внезапному душевному приливу сил и вновь зашагал вперед. Возможно, что спасительное русское поселение было уже близко, возможно, оно ждало его за теми высокими соснами, чьи макушки раскачивались от порывов ветра. Так что, отчаиваться не стоит, в крайнем случае, он всегда сможет умереть достойно, приняв свой последний бой.

Но не за ближайшими заснеженными соснами, и даже не за следующими, спасительного русского поселения не обнаружилось, лишь один монотонный лес и белое безмолвие. Стволы деревьев, вырывающиеся из глубокого снега, никуда не делись, иногда их становилось меньше, и перед Владимиром открывались просторные поляны: белые и гладкие от чистого не тронутого снега, а иногда, напротив, сосны увеличивались числом, словно стараясь преградить дорогу сбежавшему рабу племени Айеши. Эти деревья, будто исполинские стражи леса, гордо возвышались над маленьким человечком, с трудом пробирающимся меж ними, большую часть времени они молчали, но иногда начинали перешептываться, когда в их кронах завывал ветер. И в такие минуты Владимиру казалось, что он не один в этом лесу, и будто кто-то следит за ним, и этот кто-то не человек, нет, он даже не живое существо, он — это сам лес — сибирская Тайга, которая своими бесплотными глазами наблюдает за ним и испытывает, забавляясь над живым существом, забредшим так глубоко в ее чащу.

Тайга испытывала незваного гостя, она не щадила его, посылая на долю бедолаги все новые и новые испытания. Вначале были непроходимые сугробы, затем, по мере того, как день начал клониться к вечеру, задул холодный ветер, опустились сумерки, и, наконец, напоследок темнеющее небо разродилось снежными хлопьями. От их обилия все вокруг заволокло белой пеленой. Снежинки, словно мухи, полетели в лицо, облепляя его; несколько самых хитрых, пробрались за шиворот и, растаяв там, оставили после себя мерзкие холодные подтеки. Но самыми коварными оказались те, что попали в глаза, будто маленькие ледяные стрелы они нанесли свои удары, отчего Владимир с болью зажмурился и опустил очи вниз. Замедлив ход, он продолжил идти вперед, почти наощупь пробираясь по лесу, но тут же впереди его встретила высокая сосна, она ударила его грудью, а коварный сугроб подставил подножку, и молодой дворянин упал.