Зов предков

Идти дальше в этом белом, заволакивающем все вокруг, потоке серебристых хлопьев оказалось выше его сил. Волков с трудом поднялся и, нащупав коварную сосну, ударившую его в грудь, прислонился к ней спиной, после чего вновь осел и закрыл лицо руками. «Последняя Надежда» больше не казалась ему такой одухотворяющей, она таяла на глазах, словно пушистые снежинки, падающие на теплую человеческую кожу. Впрочем, и кожа эта уже не была такой теплой, а быстро начинала мерзнуть, отдавая жар и краснея на морозе.

«Если метель затянется, то я просто окоченею здесь… — с трудом размыкая глаза, подумал Владимир. — Боже, какой глупый конец, после всего пережитого, просто замерзнуть в лесу…»

…Усталость быстро накатывала, глаза сами по себе смыкались, холод медленно делал дело, погружая молодого дворянина в сон под завывания озорника ветра.

«Нужно развести костер, чтобы не замерзнуть окончательно», — пришла поспешная мысль, но осуществить ее было поистине невозможно, поскольку ни хвороста, ни даже сухих веток в этой белой, затянувшей все вокруг, пелене найти оказалось бы не под силу даже опытному следопыту.

Владимир вздохнул, сил бороться уже не осталось, уж очень много он потратил их за этот мучительно долгий день, и теперь организм требовал восстановления. А ветер вокруг все завывал и завывал, тихо убаюкивая маленького одинокого человечка, словно муха попавшего в шелковую паутину. И вот глаза Волкова окончательно закрылись, и его разумом овладел Морфей.

Но погрузиться в долгий и безмятежный сон не удалось, лишь легкая дремота охватила Владимира, но сознание, поддетое инстинктом самосохранения, оставалось на чеку. Через полуопущенные веки и нежные объятья бога сновидений Волков все же осознавал, где находится и видел белые, пушистые снежинки, заволакивающие все вокруг, и ощущал опасный мороз, пробирающийся к сердцу, который, впрочем, уже не казался таким уж и обжигающе холодным. Но сил, чтобы сопротивляется, подняться в один миг и стряхнуть с себя пелену дремы у молодого дворянина уже не осталось — часть мозга дремала, а часть была начеку. И возможно, та часть разума, что обнял Морфей, начала шутить со своим хозяином злую шутку…

Неожиданно из пелены падающего снега перед Владимиром проступила фигура. Кто-то или что-то направлялось прямо на него. Белый снег облеплял эту странную, неизвестно откуда очутившуюся здесь фигуру, очерчивая ее и создавая контур, и по мере продвижения этого существа вперед Волков осознал, что это человек.

«Айеши! — была первая мысль. — Они нашли меня». И рука сама собой потянулась к эфесу шпаги, сапфир на которой вдруг блеснул нежно-теплым пламенем. Ладонь обхватила обтянутую кожей рукоять и потянула ее из ножен, но поднять уже не смогла — шпага показалась даже тяжелее боевого молота Кузьмича. «Ну почему именно сейчас силы покинули меня, — в сердцах возопил Владимир. — Почему, Господи, почему ты лишаешь меня даже чести умереть с достоинством и встретить свой последний бой?»

И в этот миг заснеженная фигура сделала еще один шаг, после которого Волков понял, что перед ним отнюдь не Айеши. Белые хлопья облепили человека, возвышающегося над беглым рабом, а сумерки скрывали лицо, но по одежде, совсем не подходящей ни к этому месту, ни к погоде, Владимир понял, что это совсем не дитя наг. Высокие сапоги до колен, коричневая кожаная куртка из мягкой кожи и широкополая шляпа, опущенная на глаза, а у пояса шпага с защитной гардой в виде ракушки.

«Этого просто не может быть!!!» — закричало сознание.

Волков поднял глаза к лицу, скрытому под широкополой шляпой, украшенной павлиньим пером, и попытался вглядеться в его черты. И человек вдруг приподнял шляпу, из-под которой выбивались длинные черные волосы, затронутые пепельной сединой, и перед Владимиром предстало уже немолодое лицо, кое-где украшенное шрамами, которые дополняли тоненькие, вздернутые кверху и приплюснутые на кончиках усы и маленькая острая бородка под нижней губой, тоже припорошенная сединой. Черные и хитрые глаза смотрели в упор, но в них читалась нежность.

— Мар-тин?! — пролепетал молодой дворянин. — Это и правда, ты?

— Да, волчонок! — по своему обыкновению усмехнулся старый лис и, припав на одно колено, отчего-то лизнул Владимира шершавым языком в нос.

* * *

Шесть черных коней неслись по заснеженной сибирской Тайге. Вороненые шкуры жеребцов задорно поигрывали в лучах солнца, отраженного от белой глади. Впереди всех в стальных доспехах ехал сам хан — Шинь Си Ди, за ним двигались его приближенные: верный советник Джау Кан и лучшие воины, облаченные в кожаные одежды, с нашитыми поверх стальными пластинами, и в острые лисьи шапки с рыжими хвостами, свисающими позади. Копыта коней вздымали ледяные искры и несли всадников вперед по следам их добычи. Дикая Охота была в полном разгаре.