Зов предков

Эта юрта была самой большой в лагере Айеши, поскольку принадлежала вождю племени. На полу лежал мягкий пушистый ковер. Бывший раб, не разуваясь, прошелся дальше, оглядывая стены. Они оказались увешены оружием, самым разнообразным: от традиционных монгольских сабель, копей, лука и стрел до казачьих шашек и даже нескольких современных солдатских ружей со штыками. «Трофеи, — понял молодой дворянин. — Частичка поверженных ханом воинов. Значит, где-то здесь должна быть и…» Волков повертел головой и возле странного изогнутого японского меча в гладких черных ножнах, украшенных изображением восьмихвостой лисицы, узрел что искал. «…Последняя память о Мартине!..» Клинок, переплавленный из меча тамплиера, мирно висел на стене. Наточенное до блеска, гладкое, прямое и слегка утолщенное, по сравнению с традиционной шпагой, лезвие переливалось в тусклом свете очага юрты. От крестовины, заменяющей традиционную раковину, кверху, будто в танце расплавленного металла, тянулись серебряные дуги, соединенные наверху возле навершия, украшенного огромным сапфиром. Тенгри скользнул следом, но вдруг остановился, а Владимир уже взял в руки заветную шпагу, и клинок, будто отозвался на его прикосновение, как тогда впервые, еще в пещере. Молодой дворянин ощутил тепло, исходившее от оружия, и даже голубой камень, казалось, вспыхнул.

«…Сапфировая шпага! — новое имя старого меча давно умершего тамплиера, переделанного и, словно сказочный Феникс, восставшего из горнила острожного кузнеца, само собой родилось в голове. — Последняя шпага Мартина де Вильи и последняя память о нем…»

— Послужи же мне верно и отомсти за смерть своего предыдущего хозяина, вдоволь напившись крови его убийцы! — произнес Владимир и повернулся к ложу хана Шинь Си Ди.

Вождь племени Айеши дремал мирным сном и не подозревал о нависшей над ним опасности.

— Стой! — закричал Тенгри и кинулся к Волкову. — Что ты задумал, глупый белый человек?

— Разве ты этого еще не понял, старик?! — грозно сверкнул глазами Владимир. — Я собираюсь убить этого отпрыска змей и отомстить ему за смерть Мартина… и за сотни других жизней, отнятых им!

— Но он спит! Убить человека во сне — это страшный грех!

— Насчет человека я бы с тобой поспорил, — бросил Волков, сжимая клинок и глядя на мирно похрапывающего во сне ненавистного хана. Шинь Си Ди был так близок, казалось, только дотянись клинком и гибель Мартина, лучшего друга, и наставника, будет отомщена, но отчего-то Владимир медлил. «Не из благородных ведь побуждений?» — спросил он себя.

— Лишив Шинь Си Ди жизни во сне, ты станешь обыкновенным убийцей! — вновь заговорил шаман.

— Я и так убийца! — прыснул Волков, вспомнив умирающего Павла на своих руках. — К тому же, этот выродок змей лишил жизни Мартина, когда тот был уже беззащитен и лежал поверженный со стрелой в груди, он просто добил его, не думая ни о благородстве, ни о чести! Почему же я должен поступить иначе?

— Потому что ты другой, — сказал Тенгри. — Подумай, одобрил ли подобную месть за свою смерть твой благородный испанский друг? Или он бы предпочел, чтобы ты отомстил за него в честном поединке?

Владимир повернулся к шаману, слова татарина проняли его. «Действительно, Мартин бы не одобрил подобной мести, хотя… многие порывы благородства были чужды старому лису…»

— И к тому же, я знаю, что Судьба еще предоставит тебе шанс отомстить, — видя, что русский колеблется, продолжил Тенгри. — Поверь, вы еще сойдетесь в честном поединке, и тогда все будет только в твоих руках, и даже Духи не посмеют вмешаться…

— Боюсь, что такого шанса у меня может больше не представиться, — прорычал Владимир и вдруг занес шпагу. Но отчего-то в этот момент он почувствовал, что клинок потяжелел в разы, будто намекая своему новому обладателю, что он совершает ошибку. «Все это чертовщина! — сказал себе молодой дворянин. — Это старый шаман затуманил мне разум своей болтовней! Я должен, я просто обязан!» Постарался убедить себя Волков и с силой рванул занесенную шпагу вниз, к горлу мирно спящего убийцы Мартина.

Но вместо брызгов крови из мягкой плоти шпага Владимира налетела на преграду. Раздался звенящий звук, как будто сталь ударилась о сталь. Впрочем, так оно и было, и дорогу ищущему мести клинку преградил черный искривленный ятаган хана, но вот держал его в руках отнюдь не хан, а его предшественник — Джау Кан.

Волков быстро отдернул шпагу и отшагнул назад. У изголовья кровати стоял плотный, немного округлый Джау Кан, его длинные усы грозно свисали по уголкам рта, а глаза гневно сияли:

— Я же говорил тебе, что он не уйдет просто так! — прорычал монгол, обращаясь к Тенгри.

— Что делать?! — пожал плечами шаман. — Он глупый белый человек, его дух еще слаб.

— Так вы за одно? — удивился Владимир.

— Благородный Джау Кан внял моим словам, — кивнул Тенгри. — И пусть это противоречит воле его Богов, но Духи решили иначе.

Волков перевел взгляд на монгола, и тот произнес:

— Да, Урус, ты должен покинуть это место, с волей Духов не под силу тягаться даже мне.