Зов ночной птицы

— Дважды. Горло болит по-прежнему, но дышать стало немного легче.

— Этим вечером Бен сделает ему третье кровопускание, — сказал Бидвелл, в свою очередь вылезая из экипажа. — А до того времени, надеюсь, судья займется своим, так сказать, изучением?

— Это я и планировал, — сказал Вудворд. — Мэтью, у доктора Шилдса наверняка найдется что-нибудь для заживления ран. Не стоит ли обратиться к нему?

— Э-э… прошу прощения, сэр, — подал голос Гуд со своего места на козлах. — Я могу, если угодно, предложить вам остужающий бальзам, который помогает в таких случаях.

— Это было бы неплохо, — сказал Мэтью, сообразив, что как раз у рабов скорее всего найдется эффективное снадобье от последствий порки. — Спасибо.

— Да, сэр. Я схожу за бальзамом сразу после того, как поставлю повозку в сарай. Или можете проехаться со мной, коль есть желание.

— Гуд, ему не с руки посещать невольничий квартал! — отрезал Бидвелл. — Он подождет тебя в доме!

— Минутку, — ощетинился Мэтью, которого задело, что Бидвелл принимает решения за него. — Я поеду с тобой.

— Не советую спускаться в ту клоаку, юноша! Там все провоняло насквозь!

— Да я и сам не особо благоухаю, — напомнил ему Мэтью и залез обратно в экипаж. — Хорошо было бы принять теплую ванну после завтрака. Можно это устроить?

— Я распоряжусь на сей счет, — пообещал Бидвелл. — Поступай, как знаешь, но если спустишься туда, потом будешь жалеть.

— Спасибо за заботу. Господин судья, могу я посоветовать вам как можно скорее лечь в постель? Вам необходим отдых. Ну все, Гуд, поехали.

— Слушаюсь, сэр.

Гуд щелкнул вожжами, издал негромкий понукающий звук, и упряжка возобновила движение.

Улица Мира тянулась мимо особняка Бидвелла до конюшни и невольничьего квартала, занимавшего участок земли между собственно Фаунт-Ройалом и приливными болотами. Мэтью отметил, что хотя Бидвелл употребил применительно к этому кварталу слово «спускаться», на самом деле улица располагалась на абсолютно ровной местности, без подъемов и спусков. Конюшня была построена капитально и сияла свежей побелкой, а вот жалкие некрашеные лачуги рабов, казалось, дышали на ладан уже с первого дня их существования.

За пределами квартала, насколько мог разглядеть Мэтью, улица Мира превращалась в песчаную тропу, петлявшую меж редких сосен и замшелых дубов вплоть до сторожевой вышки. Там наверху под тростниковым навесом сидел дозорный, поставив ноги на перекладину и озирая морской простор. Занятие скучнее трудно себе представить, подумал Мэтью. Однако следовало признать, что в нынешние времена пиратских рейдов — да еще при опасном соседстве испанских владений — такие предосторожности были отнюдь не лишними. Видимый ему далее за вышкой участок земли — если это можно было приравнять к твердой земле — зарос высоченной травой, наверняка скрывавшей грязевые топи и трясины.

Над крышами лачуг низко стелился дым. Вальяжный петух со своим куриным гаремом был вынужден заполошно метнуться прочь с дороги, когда Гуд направил упряжку к конюшне, позади которой, в загоне из жердей, Мэтью заметил полдюжины вполне ухоженных лошадей. Гуд остановился рядом с поилкой и слез на землю. Мэтью последовал за ним.

— Вон там мой дом, сэр, — сообщил Гуд, указывая пальцем на строение неподалеку, с виду не лучше и не хуже соседних лачуг, любая из которых целиком — да еще и с большим запасом — поместилась бы в банкетном зале Бидвелла.

По пути к жилищу Гуда они миновали несколько крошечных делянок меж домами, засеянных кукурузой, бобами и репой. Рубивший хворост негр несколькими годами моложе Гуда прервал свое занятие и уставился на Мэтью. Вышедшая из дома покормить кур худая женщина с синим тюрбаном на голове также вытаращила глаза, не скрывая своего изумления.

— Еще бы они не глазели, — с легкой улыбкой прокомментировал Гуд. — Вы здесь не частые гости.

Под словом «вы», как понял Мэтью, он подразумевал английских колонистов, а то и всех белых людей вообще. Из-за угла хижины выглянула девушка, в которой он опознал одну из служанок Бидвелла. На миг встретившись глазами с Мэтью, она поспешно исчезла из виду. Наконец Гуд остановился перед своим домом.

— Если подождете здесь, сэр, я вынесу бальзам. — Он поднял щеколду. — Но, если угодно, можете войти.

Он распахнул дверь и крикнул вглубь дома:

— У нас гость, Мэй!

Уже перешагнув порог, он задержался. Его бездонные черные глаза всмотрелись в лицо Мэтью, который понял, что старик готовится принять какое-то решение.

— В чем дело? — спросил Мэтью.

Решение, похоже, было принято, судя по напрягшимся желвакам на скулах негра.

— Сэр, не окажете мне честь посещением этого дома?

— Что-то не так?

— Нет, сэр.

Гуд не стал ничего пояснять, а только стоял и ждал, когда Мэтью войдет. За этим чувствовалось нечто большее, чем просто гостеприимство. Мэтью прошел внутрь дома, и Гуд закрыл дверь за его спиной.

— Кто это? — спросила крупная женщина, стоявшая у очага.