– Очень хорошо. Тогда что же, госпожа Хальсон? Вы согласитесь ответить на несколько вопросов? Это не займёт много времени.
Больше всего мне хотелось сказать нет, но я понимала, что сделаю только хуже.
– Да, хорошо.
Тёмные глаза Олке сверкнули – как будто ловушка захлопнулась.
– Очень хорошо. Благодарю вас. – Он повернулся к Строму. – Не смею больше отвлекать вас от заслуженного отдыха. – Теперь в его голосе звучала открытая насмешка. – Мы скоро вернём вам вашу охотницу.
Вслед за ним и его помощником я вышла в ночь.
Олке привёл нас в небольшой кабак на углу квартала – здесь моё платье привлекло бы всеобщее внимание. Но в такой поздний час только пара забулдыг сидели за угловым столиком, уткнувшись в кружки.
– Что ж, к делу. – Олке, севший напротив меня, положил подбородок на колыбель из скрещённых пальцев. – Буду говорить прямо, хорошо? Вы кажетесь серьёзной девушкой. Прежде всего… Разрешите принести соболезнования от лица нашего отдела… в связи с постигшей вас недавно утратой.
Я молчала, и он продолжил.
– После такой трагедии мне меньше всего хотелось бы подвергать вас новому потрясению, но наш вопрос… не терпит отлагательств. Вы не так давно начали служить в паре с Эриком Стромом, не так ли?
– Вы знаете о моих семейных делах. Наверное, это вам тоже известно? Вряд ли это большой секрет с учётом того, что я приехала в Химмельборг в прошлом году.
Помощник Олке вспыхнул ярче прежнего, но вот его начальник остался невозмутим.
– Это так. Госпожа Хальсон… Думаю, вы знаете, в чём мы подозреваем вашего ястреба.
– Откуда мне это знать? – Возможно, мне не стоило говорить с ним так резко, но я устала, а проклятое платье так сдавило талию, что думать о чём-то, кроме этого, было трудно – как и дышать.
– Кому знать о преступлениях ястреба, как не охотнику?
– Мой ястреб не совершал никаких преступлений… Насколько мне известно.
– Очень, очень важное уточнение, госпожа. Всё так. Вам не было известно, он не вводил вас в курс дела… Оно и понятно. Вы юны, служите недавно, и он, должно быть, не был уверен в том, что может на вас положиться… А может, не хотел вас впутывать? Подвергать опасности? Как вы думаете?
– Я не понимаю, о чём вы говорите.
– Очень хорошо. – Олке молчал, когда хозяин из-за стойки подошёл к нам, выставил на стол три кружки со светлыми шапками пены, снова отступил в тень. – Скажите, госпожа Хальсон, вам известно, что контрабанда частей снитиров или дравта из Кьертании в другие страны карается, в соответствии с нашим законодательствам, строже, чем иные убийства?
– Известно.
– Вы интересовались этим вопросом специально?
– Я стараюсь интересоваться разными вопросами… по мере сил. – Со стариком следовало быть осторожнее. Он и помощник, словно по сигналу, пригубили пену из кружек, но я к своей не притронулась.
– Вы задумывались о том, почему?
Я пожала плечами.
– Это кажется очевидным. Устройства, которые продаются за рубеж, прежде всего протезы, должны регулярно обновляться, чтобы продолжать работать. Кьертания контролирует замену… Если кто-то начнёт чинить их через голову правящей династии, уведёт это в тень, деньги пойдут мимо казны… И, возможно, Кьертания лишится части влияния.
Он кивнул мне ободряюще, как ученице, давшей хороший ответ:
– Очень разумно. Вы всё разложили по полочкам… Меня удивило только, что вы ни разу не произнесли фамилии «Химмельн». «Правящая династия»… Ведь вам известно, что никакой другой, кроме Химмельнов, не было веками – и никогда не будет?
Я промолчала, и Олке отступил.
– Простите. Я не имел намерения пугать вас…
– Вы меня не напугали.
– …Но мне нужно понять, как обстоит дело. Я уверен – и планирую отстаивать эту точку зрения в дальнейшем – что вы ничего не знали о замыслах Эрика Строма. Но вы должны мне помочь.
– Это будет нетрудно. Я действительно ничего не знаю ни о каких замыслах – думаю, что и Стром ничего о них не знает.
– Может быть, так и есть, – вдруг пошёл на попятный Олке – его помощник недоумённо хрюкнул в кружку, – не подумайте, что у меня есть цель непременно обвинить вашего ястреба, госпожа. Я, как и вы или он, – препаратор. – Он задрал рукав, обнажив разъём. Кожа над ним, сухая, в красноватых трещинах, походила на пересохшее устье реки. Я отвела взгляд. – Что бы ни думали обо мне или моих коллегах, мы не перестали быть частью, если хотите… братства. Но есть кое-что, что для меня даже важнее братства, госпожа Хальсон. Это истина. Я служу истине, Кьертании, Химмельборгу – как и вы. И если господин Стром действительно виновен в преступлении, мой долг – докопаться до истины. Я понимаю: узы, связующие ястреба и охотника, крепки. А ещё я знаю: вы ходили в магистрат, а ещё в совет при Десяти… Не так ли?
– Причём здесь это? – я крепче сжала кружку – отхлебнуть из неё хотелось нестерпимо, просто ради того, чтобы смочить разом пересохшее горло.