Читаем Зов Арктики полностью

И пока Муханов спал, я расстелил лист бумаги и нарисовал Отто Юльевича, как он смотрит в подзорную трубу из Архангельска на город Астрахань. А там лежат наши овощи. Шарж так и назывался: «Где же овощи?»

Потом нарисовал Малера. Я его сделал одновременно очень страшным и перепуганным. «Не подходи — подорвусь!» — говорил он. Нарисовал еще профессора Визе, Муханова, завхоза.

Двери наших кают выходили прямо в кают-компанию. Я осторожно вышел и приколол к стене все свои рисунки.

Когда я улегся на койку, было уже без четверти пять и встало солнце.

Утром я проснулся от смеха и разговоров.

Смеялись и говорили за дверью в кают-компании.

— Отто Юльевич, вы на себя взгляните! — звал профессор Визе.

— А завхоз-то наш каков! Это кто же так славно поработал?

— Очевидно, Решетов, он ведь художник.

— А милый парень этот Решетов, жаль его, что не может попасть в экспедицию. — Это снова сказал профессор Визе.

Я как раз оделся и хотел выйти, но теперь затаился в каюте.

— Да, жаль, — сказал Отто Юльевич.

— Держись, — подмигнул мне Муханов за завтраком, — шансы твои растут. Опять же повезло тебе, что завтра мы не отчаливаем. Самолет никак не может долететь.

*

Двадцать пятого июля утром Отто Юльевич получил телеграмму от летчика Иванова: «Вылетел Ленинграда Архангельск, вечером надеюсь прибыть».

Но вечером пришла другая телеграмма: «В четырнадцать часов сделал вынужденную посадку в районе реки Онеги возле села Карельского. В воздухе сгорел мотор. Посадка производилась с остановившимся винтом. Самолет и экипаж невредимы».

С одной стороны, медлить с выходом было нельзя.

С другой стороны — самолет очень помог бы разведкой пути во льдах. Без самолета гораздо труднее. Да и другой ледокол — «Русанов» все еще не готов к выходу.

Отто Юльевич решил ждать до двадцать восьмого. Двадцать восьмого крайний срок, и они отплывут, несмотря ни на что.

Ночью он звонил летчику Иванову, спрашивал о неполадках. Связь с селом налаживали долго. Потом договаривался с архангельским начальством. Запасной мотор для самолета находился на ледоколе. Архангельск давал быстроходный катер. На нем до самолета день пути. Иванов уверял, что на смену мотора уйдет несколько часов.

Утром мотор был перегружен с ледокола на катер.

<p>ПОРОСЯТ ПРИВЕЗЛИ</p>

— Поросят привезли! Петя! Решетов, помоги-ка! — позвал завхоз Малашенко.

И мы грузили поросят. Передавали их из рук в руки с пристани на корабль. Нас было человек восемь.

Поросята скользили копытцами по металлическому полу загона, перепуганно визжали.

— Свой скотный двор завели, — сказал кто-то из матросов.

Потом на пристань пригнали стадо коров. Их грузили лебедкой, по одной.

Под брюхо пропускали широкие ремни. И вот корова уже в воздухе. Растопырив ноги, вытаращив глаза, крутит головой, даже не мычит.

Стрела подъемника поворачивается, и корова осторожно ставится на палубу за загородку, там, где уже толкают друг друга упитанные поросята.

— Без свежего мяса в Арктику нельзя, — объясняют всем опытные люди. — Без свежего мяса — цинга.

— Отто Юльевич, Отто Юльевич! Лучшие папиросы со склада уже тютю. На Землю Франца-Иосифа увезли, — снова прибежал завхоз.

— Берите другие, — рассмеялся Отто Юльевич.

Во время обеда я успел сделать шарж на начальника научной станции с Земли Франца-Иосифа. Наши папиросы «Тройка» по торосам он увозил на тройке собак, а сзади нацепил себе пропеллер.

— Молодец, Решетов, — смеялись в кают-компании.

И тут я решил попроситься в последний раз. Не возьмут — в эту же минуту уйду с корабля, сяду на московский поезд.

Но меня опередил профессор Визе.

— Может быть, захватим его с собой, Отто Юльевич? — сказал он.

— Но как же мы его здесь устроим? Места на ледоколе нет совершенно.

— Место я уже нашел, — вставил Муханов. — Петя ведь на все согласен. Ты библиотекарем быть согласен, Петя? Тем более и книги сам перетаскивал.

Конечно, я был согласен!

— Так-так, — сказал Отто Юльевич. — И будете помогать научным работникам.

— Я готов, конечно, готов…

— Так-так, — снова сказал Отто Юльевич. — И естественно, во время авралов работать вместе со всеми.

Когда он отошел, Муханов хлопнул меня по плечу:

— Порядок, Петя, поздравляю тебя с зачислением в экспедицию. А жить будешь в каюте пилотов, если захочешь. Они все равно не успеют. Ты чего, не рад, что ли?

Конечно, я был рад. Но так сильно я мучился эти дни, что вот и на ледоколе в каюте живу, а все равно своего не добился, что сейчас, когда все так благополучно кончилось, стало даже как-то грустно.

Но тут снова подошел Отто Юльевич.

— Но учтите, Петя, мы берем вас только до Северной Земли. Дальше вы пересядете на «Русанов» и вернетесь домой.

— Спасибо, Отто Юльевич, — прошептал я.

— Когда он к нам прибыл? Три дня назад? — спросил Шмидт Муханова. — С того дня и начисляйте ему зарплату.

<p>ЭТИ ОБОРВАННЫЕ МАЛЬЧИШКИ</p>

Эти оборванные мальчишки появились на ледоколе неизвестно откуда. Не по трапу же они поднялись на судно. Их бы наверняка вахтенный не пустил.

Я сам когда-то беспризорничал и мог пролезть, если хотел, куда угодно.

Но в Москве беспризорники перевелись уже давно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пионер — значит первый

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии

Все жанры