Зов Арктики

На перроне стояли большие тяжелые чемоданы и ящики.

Я сразу стал помогать затаскивать эти ящики в вагон.

— Только не уроните! — предупреждал меня довольно крепкий человек.

И я не ронял. Я легко перекидывал вещи с плеча на руки и аккуратно ставил под лавки.

Это я старался показать, как мне легко, на самом-то деле под конец устал еще как.

— Вы тоже член экспедиции, юноша? — Он посмотрел на меня добрым, но пристальным взглядом.

Я хотел сказать: «А как же». Но испугался и только ответил:

— Да, вместе с вами еду.

— Тогда давайте знакомиться. Я — Шнейдеров, кинорежиссер. А это мои друзья — Трояновский и Купер.

Еще бы я не знал Шнейдерова!

Его фильмы о Памире и Средней Азии я смотрел по многу раз.

Нас было больше десяти человек. Кроме кино, еще ехала наука. Был даже подрывник по фамилии Малер. Люди везли с собой всяческое оборудование, и оно занимало все купе.

Сейчас мне даже трудно представить, как это я мог за пять минут познакомиться со всеми, стал громко шутить и хохотать, бегать за пивом на станциях, брать в газету горячую картошку у теток, подходящих к поезду. А тогда все это было просто, получалось само собой. Подрывника Малера, например, я уже сразу назвал товарищем Динамитом. И он ничего, отозвался.

В Северной России стояла жара. Поезд шел прогретый насквозь. Я высовывал руку в окно, и в ладонь мне бил теплый упругий ветер.

В первый же вечер мы в своей половине вагона дружно пели, я подыгрывал на гитаре, а Коля Чачба плясал лезгинку. Вагон качало, но Коля держался крепко.

— А хорошая у нас компания, — сказал Динамит, то есть подрывник Малер.

— Еще бы, — ответил я.

А про себя подумал: лишь бы Отто Юльевич взял на корабль!

Все должно было решиться в Архангельске. Там я хотел попроситься еще раз.

— Архангельск скоро! — закричал через день Муханов. — Смотрите — Двина!

Такой широкой реки я еще не видел. Поезд шел близко от воды, над водой стояла легкая дымка, и сквозь нее был едва виден другой берег.

В вагоне стояла по-прежнему духота, несмотря на открытые окна. А там, в реке, плескались купальщики.

Скоро поезд замедлил ход и остановился у маленького деревянного вокзала.

— Времянка, — сказал опытный Муханов. — Скоро новый отгрохают.

Вокруг вокзала тянулись, переплетались рельсы.

— А ведь город там, на том берегу. И нам надо туда же.

Мы стали выгружать вещи, но тут подбежали «добры молодцы» — носильщики, подхватили ящики, чемоданы и поволокли к пристани.

На тот берег ходил специальный пароход. Только он был полон народу.

— Подождем другой рейс, — предложил Муханов.

И в это время к пристани, круто развернувшись, подошел большой катер.

— «Гром», — прочитал Шнейдеров название. — Подбросили бы на таком нас.

С катера соскочил человек в морской фуражке, подошел к нам и спросил:

— Сибиряковцы?

— Так точно, — ответил Муханов.

— Муханов с вами?

— Я и есть Муханов.

— Пошли на катер. Отто Юльевич прислал за вами.

— Получили-таки мою телеграмму, а я беспокоился — не дойдет, — радовался Муханов, пока мы перетаскивали вещи.

Я шел с двумя большими ящиками на ремне через плечо и громко кричал:

— Посторонись!

На пути попалась тетка с визжащим поросенком в мешке.

Она сначала шарахнулась от моего крика, а потом вдруг запросила:

— Меня-то возьмите с собой на тот берег.

— Мы не на берег, тетя, мы на «Сибиряков».

— Сибиряковцы! — тетка даже мешок с поросенком поставила на землю. — Счастливо вам, ребята. На такое дело решились! Счастливо вам!

По реке плыли моторки. «Старички» — колесные пароходы — тянули плоты.

Наш катер шел быстро. Несколько раз он вилял из стороны в сторону, отворачивал от плывущих одиноких бревен.

«Сибиряков» стоял у плавучего дока.

На вид ледокол был староватый — сразу понятно. Весь черный, с одной продымленной трубой.

— Муханов, привет! — крикнули с палубы, когда мы подруливали к борту.

*

В узкой каюте Отто Юльевича было открыто окно.

Иногда в каюту врывался влажный, прохладный ветер с Двины, ворошил на столе бумаги. Снизу доносился равномерный плеск воды, громкие разговоры, гудки пароходов.

До отплытия оставалось два дня. Так считали все, потому что все давно знали: отплытие — двадцать пятого июля.

И лишь Отто Юльевич понимал, что через два дня корабль не уйдет.

Только что завхоз Малашенко принес очередную неприятную новость. Свежие овощи, заказанные для ледокола в Грузии, железнодорожники отправили неделю назад. Их ждали с часу на час. Теперь их можно не ждать. Вместо Архангельска овощи направили в Астрахань.

Не хватало сорока металлических бочек для керосина.

Самолет, который должен помогать ледоколу в разведке льдов, для которого было заготовлено место на палубе, не подавал вестей. Застрял он где-то в Ленинграде и, видимо, ремонтировался.

Ледокол «Русанов», с которым «Сибиряков» должен был идти до Северной Земли, и вовсе не готов к отплытию.

Это было только первое, второе и третье препятствие. А было еще четвертое, пятое, десятое и двадцатое…