Мы выскочили на лед, стали быстрей долбить лунки для взрывчатки.
Первых взрывов, конечно, не хватило, чтобы разбить это поле.
Взрывали второй раз и третий.
Взрывы не помогли. Нас тащило назад.
Скоро мыс Дежнева скрылся за горизонтом вовсе.
На другой день нас опять потащило к нему, и его снова можно было разглядеть. Но теперь мы боялись радоваться.
Огромные белые поля смерзались, и вокруг не было видно ни одной полыньи.
Вода только вокруг судна. И то мы часто спускались окалывать лед, чтобы корабль не вмерз вовсе.
— Если не будет хорошего ветра и не разломает поля, то дня через два можно объявлять о начале зимовки, — сказал профессор Визе Отто Юльевичу.
Хороший ветер задул очень скоро. Он дул с Тихого океана, принес тепло, туман и мелкий дождь.
— Замечательно! — говорил Отто Юльевич. — От дождя раскиснут ледяные поля, и тогда попытаемся осуществить одну мою идею.
Дождь шел и шел, и ледяные поля стали действительно раскисать.
Потом туман раздвинулся, и я увидел, что нас несет мимо мыса Сердце-камень.
Здесь мы были шесть дней назад.
На палубе было пусто. В кают-компании тоже. Все стали прятаться в каюты. Что хорошего мы могли сообщить друг другу в эти дни?
Веселым ходил один профессор Визе.
Время от времени он восклицал:
— Прекрасно! Поразительно!
Он был счастлив оттого, что корабль носит течениями, и эти течения, никому раньше не известные, теперь можно нанести на карту.
Еще несколько дней назад Отто Юльевич связался по радио с маленьким пароходиком-тральщиком «Уссуриец». Только этот корабль не успел уйти на зиму в свой порт. Он плавал недалеко от Берингова пролива в Тихом океане.
Отто Юльевич просил его не уходить от кромки льда — вдруг нас вынесет.
26 сентября тральщик радировал, что попытается к нам пробиться.
Это было маломощное судно, и во льдах оно идти не могло. Но капитан тральщика Косторубов увидел на пути к нам большую полынью.
А УТРОМ ВЕТЕР ПЕРЕМЕНИЛСЯ
А утром ветер переменился. Теперь он был попутным и дул все сильнее.
Он стал даже разгонять льды. Впереди появились большие разводья.
— Вот теперь можно испытать мою идею, — сказал Отто Юльевич и пошел к капитану.
Капитана Воронина мы мало видели в эти дни. Судно было теперь беспомощно, и капитан стал считать себя бесполезным человеком.
И вдруг минут через сорок они вошли в кают-компанию. Вдвоем: капитан и Отто Юльевич.
И оба улыбались.
— Свистать всех наверх! — сказал капитан.
И снова в его голосе мы услышали твердость.
— Будем ставить паруса.
Это и была идея Отто Юльевича.
Конечно, настоящих парусов у нас не было. Ни» кто не думал, что ледокольному пароходу придется когда-нибудь идти под парусами.
Но мачта у нас все-таки была. И был брезент, которым мы накрывали трюмы. Черный от угольной пыли брезент.
Капитан Воронин немало поплавал на парусных судах.
Под его руководством обычный брезент за несколько часов превратили в паруса.
— Поставить грот! — командовал капитан.
И мы, как матросы древнего парусника, бросались тянуть канаты, закрепляли их узлами.
Наш ледокол снова ожил.
Весь продымленный, под черными угольными парусами, он упорно полз к Берингову проливу. Наверно, со стороны это было странное зрелище.
На пути у нас время от времени появлялись большие льдины. Такие льдины раньше ледокол подминал под себя и шел, почти не сбавляя хода. Теперь они полностью останавливали судно.
Мы спускались вниз и волокли тяжелый якорь на длинном толстом канате. Этим якорем зацепляли льдину и включали паровую лебедку на корме.
Мы подтягивались к льдине, оттаскивали ее под корму и шли дальше.
От Берингова пролива к нам пробивался «Уссуриец».
Вечером мы видели ракеты, которые с него пускали.
В ответ мы зажгли большие факелы.
С «Уссурийца» радировали, что видят наши огни хорошо.
Мы надеялись, что утром встретимся.
Но утром «Уссурийца» нигде не было видно.
Оказывается, за ночь его оттащило назад, к Берингову проливу. Зря он так долго пробивался к нам.
Мы снова поставили паруса.
Рвали лед аммоналом. Таскались с якорем.
30 сентября утром мы были уже близко от мыса Дежнева. Всего 14 миль.
«Неужели нас опять потащит назад?» — думали все с тоской.
Мы уже слышали шум волн, бьющих о кромку льда.
Уже была видна черная, открытая вода.
Ледокол постоянно упирался в большие льдины.
Капитан хриплым голосом орал какие-то команды.
Мы едва слышали их, но все понимали и мгновенно бросались выполнять.
То спустить парус, то, наоборот, поднять.
То бегом на лед. С льдины на льдину.
И долбить, долбить быстрее, чтобы успеть, чтобы не задул обратный ветер.
Взрыв.
Льдина раскололась. Мы пошли дальше…
Опять уперлись. Эту льдину надо зацепить якорем.
Якорь больно ударял по ноге. Но до боли ли было! Только бы успеть!
Ледокол уже слегка покачивало.
И льдины покачивались тоже.
Вот осталась предпоследняя.
Капитан озверело кричал новые команды.
Мы обогнули последнюю льдину и вышли на чистую воду.
1 октября в 14 часов 45 минут наш ледокол «Сибиряков» под парусами вошел в Берингов пролив.
Мы были в Тихом океане.