Мы смотрели минут двадцать все втроем, а с мостика еще смотрел в свой сорокакратный бинокль-пушку капитан Воронин.
— Пора бы знаку на острове показаться, — сказал он. — Я думаю, минут через пять увидим.
— Да вон же мачта, смотрите прямо по курсу, — сказал вдруг профессор Визе.
— Вижу, теперь и я вижу, — отозвался Отто Юльевич.
А я не видел, сколько ни смотрел. Но чтобы не показаться слепым, тоже сказал:
— Да-да, точно, высокая радиомачта.
— Петя, вы не туда смотрите, — засмеялся Отто Юльевич, — там ее нет, надо смотреть вправо.
Я повернулся правей и увидел.
Тонкая, она маячила, выдвигаясь из тумана.
Я-то ожидал увидеть высокую, как говорил профессор Визе.
— Она действительно самая высокая из всех полярных мачт, — сказал Визе, как будто подслушал мои мысли, — сто десять метров — не шуточки.
— Вы заметили, мы прошли почти точно по курсу Норденшельда, когда он плыл в 1875 году? — спросил Отто Юльевич. — Тогда он был первым, а сейчас этот путь уже освоен.
Но путь был все-таки еще не очень освоен, так как глубину пролива мы не знали. И никто до нас не знал.
Поэтому ледокол шел медленно.
По сторонам были мелкие скалистые островки, окутанные пеной. Иногда на них росли хлипкие кустики. Незаметное волнение стихло, и вода стала ровной.
Остров Диксон не был уже маленькой точкой, а занимал почти весь горизонт.
С ледокола постоянно бросали ручной лот, измеряли глубину и записывали, чтобы потом нанести на все карты мира.
Зато после нас путь будет освоен окончательно.
КАК ХОРОШО.
Как хорошо прыгнуть на твердую землю!
В голове все еще было кружение волн, и даже на твердой земле иногда слегка покачивало.
Правда, земля была не совсем твердая. Там, где мы высадились, она была болотистая.
Кругом — холмы, мох и лишайники.
Радиостанция находилась в километрах шести. Ее построили еще в 1915 году, во время экспедиции адмирала Вилькицкого.
А совсем рядом стояли домишки зверобоев. В этих домишках зверобои жили только летом. Охотились на белух.
Отто Юльевич поплыл на шлюпке к метеостанции, а мы пошли к зверобоям.
Вокруг домишек валялись грязно-желтые кости. Некоторые кости были с меня ростом. Нас встретил старик.
— Откудова такие? — спросил он.
— Из Архангельска, с «Сибирякова», — ответили мы.
— Значит, зверя бить не будете?
— Нет, мы с научными целями, — сказал я.
— С научными — это хорошо. Я было подумал, тоже за зверем пришли, наши доходы отнимать..
У зверобоев в бараке лежал больной человек. И доктор Лимчер отправился его лечить.
ВОТ УЖ Я НЕ ДУМАЛ
Вот уж я не думал, что здесь, в стылом краю, можно разводить коров и кур.
А на метеостанции в Диксоне была своя корова.
Кругом росла низкая, но густая трава. Корова ею и питалась.
Зимовщики разводили собак.
По свистку собаки выскакивали из своих бу-док* рослые и лохматые, лязгали цепями и хрипло лаяли.
Зимовщиков сейчас на Диксоне было вдвое больше обычного. Те, что жили в прошлые годы, и те, что приехали их сменить.
И только одного, очень нужного нам человека, на метеостанции не было. Повара.
— Придется и дальше брандахлыстом кормиться, — сказал Муханов. — Отто Юльевич так надеялся списать здесь повара.
Дома метеостанции стояли на берегу залива над обрывистым берегом. В центре была та самая мачта, которую мы разглядывали с ледокола.
На главном доме была прибита вывеска «СССР».
Зимовщики жили в длинном оштукатуренном доме.
В большой коридор выходили двери комнат. У каждого была своя комната.
В кают-компании стоял широкий стол, пианино, а на подоконниках росли комнатные цветы.
Нам принесли старую, затрепанную тетрадь. Уже семнадцать лет в этой тетради расписывались все почетные гости.
Здесь были и капитан Отто Свердруп, спутник Нансена, и Амундсен, и доктор Кушаков, участник экспедиции Седова.
Профессор Визе вместе с ним жил на судне два года. И говорил, что это до удивления неприятный тип. В тетради он записал себя основателем поселка, коллежским асессором Кушаковым.
И подпись Урванцева мы тут нашли.
Потом Отто Юльевич наткнулся на подпись помощника туруханского пристава Новицкого.
— Ей-богу, не я, — сказал наш фотограф Новицкий, когда ему смеясь показали эту запись в тетради.
Потом мы съездили к могиле матроса Тессема.
Эта трагедия одна из неразгаданных в истории Арктики.
В 1918 году из Норвегии вышла шхуна «Мод» под командой Роальда Амундсена. Амундсен — знаменитый полярный исследователь. Он сумел добраться до Южного полюса, руководил другими опасными экспедициями.
Амундсен собирался повторить маршрут Нансена. Только он надеялся забраться севернее, чтобы его наверняка уже вынесло течением к полюсу.