Зов Арктики

В других же плаваниях, например когда отправился Циволько, у которого не было такого опыта и энергии, от цинги погибла большая часть команды.

Картами Новой Земли, составленными Литке, Пахтусовым и Циволько, пользовались следующие пятьдесят-семьдесят лет, до самой экспедиции Георгия Яковлевича Седова.

ГЛАВА ПЯТАЯ

«Отряд за отрядом шел в наступление на Север — за тем лишь, чтобы потерпеть поражение. Но за ними вставали новые ряды, чтобы пробиться дальше своих предшественников».

Фритьоф НАНСЕН

«Русский народ должен принести на это национальное свое дело небольшие деньги, а я приношу свою жизнь».

Г. Я. СЕДОВ

РАНО УТРОМ ПЕРВОГО АВГУСТА

Рано утром первого августа мы подняли якорь, и ледокол «Ленин» стал от нас отдаляться. А вместе с ним — и наш уголь, который лежал в трюме норвежского судна.

Очень скоро на левом берегу пролива мы увидели дома и радиомачты.

Это была самая первая полярная метеостанция, построенная Советской властью. А у нас на ледоколе плыла самая первая женщина-полярница, которая тогда, в 1923 году, зимовала на той станции. Ее звали Ирина Леонидовна Русинова.

Теперь она стояла у борта и в бинокль рассматривала знакомые места.

— Не вижу большой радиомачты, — говорила она.

— Четыре года назад штормом сломало, — объяснял капитан Воронин.

Зимовщики выбежали из домов и махали нам руками. Они были хорошо видны даже без бинокля.

Мы их поприветствовали — прогудели три раза.

А па мачте станции в ответ подняли флаг.

— «Счастливого пути», — прочитал Адаев.

— Столько лет была самой северной обсерваторией, а теперь первенство потеряла, — сказал профессор Визе Отто Юльевичу. — Хорошо, в бухте Тихой мы с вами тогда успели построить — на восемьсот километров севернее.

— Сказать, о чем вы думаете? — вдруг спросил Отто Юльевич. — Вы подумали сейчас о полюсе.

— Верно, — засмеялся Визе.

— Я угадал, потому что сам о нем сейчас подумал. Пора готовить обсерваторию и на полюсе.

Вот какие были разговоры, когда из Маточкина Шара мы выходили в третье море — в Карское.

Мы шли мимо последней высокой горы на берегу — это на нее сто шестьдесят четыре года назад забрался лейтенант Размыслов. С нее он глядел на Карское море, с тоской думал о своей дырявой кочмаре и о том, что море свободно, а плыть по нему невозможно.

МЫ ПОДОШЛИ К ЛЕДЯНОЙ КРОМКЕ

Мы подошли к ледяной кромке. Я был в это время в каюте, но сразу почувствовал.

Ледокол чуть вздрогнул, а потом по борту что-то слегка прошелестело. Нетолстые истлевшие льдины колыхались на волнах и расходились сами, когда приближался форштевень нашего ледокола.

Такой лед назывался мелкобитым.

Через несколько часов мы вышли на чистую воду. Даже хода ни разу не сбавляли.

Но к вечеру снова показались льды.

Теперь льдины были толще, и плавали они сплоченнее — воды между ними мало.

— От таких льдов затонули два обыкновенных парохода, — сказал профессор Визе. — Это как раз было поблизости. И, знаете, какую телеграмму послал капитан одного из них: «Судно затонуло при соприкосновении со льдом». Сначала его все подняли на смех из-за этого текста. Но дело было действительно так. Неприспособленный пароход тонет, едва льдина ударит в борт.

Теперь на эти льдины я сразу стал смотреть с уважением. И на наш ледокол тоже. Ему-то льдины не страшны. Он их разбивал и спокойно шел по курсу.

Почти все льдины были грязно-бурого цвета.

— Это оттого, что они образовались в устьях сибирских рек, — объяснил Отто Юльевич. — Грязь — это ил. В Баренцевом море, где рек меньше, такой лед вы не встретите. Там если льдина коричневая, то, значит, на ней водоросли. А этот лед должен быть пресным. Сейчас возьмут пробу воды, и посмотрим.

И точно, когда взяли пробу воды с поверхности, она оказалась едва соленой. Даже на вкус это было понятно, без анализа.

Всю ночь ледокол расталкивал льдины, шел по курсу к острову Диксон.

Я ВСТАЛ ПОРИСОВАТЬ

Я встал порисовать рано утром. Думал, уже подходим к Диксону.

Вышел на палубу, а рисовать нечего.

Кругом только серый туман, серые волны да льдинки, неожиданно подплывающие к борту.

На палубе уже стояли Отто Юльевич и профессор Визе.

Ледокол вышел на чистую воду, и его слегка качало.

Хуже всех на судне качку переносил молодой бычок в скотном дворе.

Он стоял, растопырив ноги, и соседняя корова часто облизывала его шею, спину. Он уже дня два ничего не ел.

— Его бы зарезать, — говорил завхоз Малашенко. — Так повар никудышный. Зря испортит свежее мясо.

В первые дни коровы не подпускали к себе свиней, отпихивали их рогами. А сейчас все сбились в общую кучу и только дергали спинами, когда до них долетали холодные брызги.

Вдруг меня позвал Шмидт.

— Посмотрите, Петя, своим орлиным взглядом, нет ли там впереди высокой мачты?

А я и так смотрел вовсю. Но впереди был только туман.