Золотая девочка

Уилла уже на восьмой неделе и, хотя приучила себя не питать слишком больших надежд, она не может опять потерять ребенка. Это последняя беременность, о которой знала Виви; этот ребенок и мать Уиллы были живы в одно и то же время. Эта беременность должна продолжаться, должна расцвести пышным цветом.

Уилла не чувствует тошноты, усталости, головокружения. Может, грудь стала немного чувствительнее, но, вероятно, потому что она сама постоянно нажимает на нее и щиплет, чтобы проверить.

Я не могу потерять этого ребенка. Я не могу потерять этого ребенка. Уилла осознает, что изводит себя тревогой и что тревога – это плохо. Она тревожится по поводу своей тревожности.

Переезд в «Уи Бит» – хороший способ отвлечься. Уилла занимается своим любимым делом: составляет список. Она записывает все необходимые вещи, которые им нужно взять с собой, и отмечает галочками те, что уже сложила в чемодан. Пять льняных платьев для работы, футболки, короткий джинсовый комбинезон, пять купальников, соломенная шляпа, спортивные шорты и майки – там она будет чаще тренироваться. И вязаный свитер из хлопка, потому что у океана по вечерам становится прохладно.

Перед «Уи Бит» есть дворик, засыпанный песком, который огорожен от въезда на полуостров Смитс-Пойнт низким деревянным забором. Если перейти через дюны, можно попасть на самый красивый пляж Нантакета: длинная полоса золотистого песка, уходящая к горизонту, бирюзовая вода, мягкие волны.

В первый вечер в «Уи Бит» Уилла идет прогуляться по пляжу босиком. Там больше никого нет; кажется, что весь остров принадлежит ей одной. Она работает в Историческом обществе и не может не думать обо всех тех жизненных историях, для которых эта земля стала подмостками. Уилла здесь родилась, в каком-то смысле остров действительно принадлежит ей.

Она прибавляет шаг, пока не начинает сильнее биться пульс. Прилив крови на пользу ребенку, свежий воздух и солнце – тоже. Можно ли этим вылечить ее огромное горе?

«Мама, – думает Уилла. – Где ты? Куда ты ушла?»

Волны набегают на берег и откатываются обратно снова и снова, как и сотни лет назад, когда племя вампаноагов плавало на лодках в этих водах, как и в шестидесятых годах XIX века, когда достигла пика своего развития китобойная индустрия, как и в двадцатых, когда сюда из Нью-Йорка приезжали художники и актеры, чтобы сбежать из раскаленного города. Волны будут катиться туда-сюда вечно – и после того, как умрет Уилла, как умрут ее дети, и внуки, и правнуки.

У нее начинает кружиться голова.

Она идет обратно к «Уи Бит» в половине седьмого и, хотя в своих мечтах об идеальной жизни все делает своими руками, сейчас не может готовить ничего сложнее крекеров с арахисовым маслом. Если сесть на велосипед, можно быстро доехать до мексиканского ресторана «Миллис», и Уилле внезапно хочется их гуакамоле. «Это хороший знак», – думает она. Со смерти матери Уилла похудела на два килограмма.

Взобравшись на дюну, она удивленно моргает, увидев, что у забора припаркован красный «Ренджровер». Это машина Памелы.

Что она здесь делает?

Памела и Зак поспорили, как долго Уилла и Рип продержатся на Смитс-Пойнте.

– Зак дает вам неделю, – заявила она. – А я – два дня.

Памела что, приехала проверить?

Единственный недостаток брака с Рипом Бонэмом заключается в том, что золовкой Уиллы стала Памела Бонэм Бриджман (представляясь, она всегда называет обе фамилии). Уилла терпеть ее не может. Всегда терпеть ее не могла. Памела на шестнадцать лет старше Рипа. Миссис Бонэм, Тинк, перенесла три выкидыша, как и Уилла к этому моменту. Но Тинк была «твердо намерена» родить «наследника». Разве Памела не могла выступить в роли наследника? Теоретически – конечно, да, но первенец мужского пола занимал в доме Бонэмов превосходящую позицию. Уилла знала, изучив немало нантакетских генеалогических древ, что, если бы у Тинк не родился Рип, семейное имя Бонэмов повисло бы на дикорастущем побеге Бриджманов.

Но в конце концов свекровь добилась успеха, и 11 марта 1997 года родила мальчика весом пять килограммов. Памела, которая на тот момент училась в предпоследнем классе частной школы-интерната, одновременно и души не чаяла в Рипе, и испытывала к нему глубокую неприязнь, и с тех пор всегда колебалась между любовью и ожесточением. Она, видимо, чувствовала, что семье было недостаточно ее одной, и это навсегда оставило след в ее душе.

Памела колючая, несговорчивая, ей трудно угодить.