Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

По праву старшего князь первым слово доброе сказал – о Никите, о супружнице его, о доме, в котором дети появиться должны. Долго говорил, витиевато, похвально. А потом, как и положено, подарок на новоселье преподнес – его боярин под локтем держал. Знатный подарок: часы настольные, заморские, с боем. Не во всяком доме такие были – даже у бояр. Расстарался князь!

Никита подарку истинное удовольствие выказал: языком прищелкнул, в руках повертел, поставил бережно. Оценил!

Выпили, и Никита князя по-русски троекратно расцеловал. Поистине – царский подарок, за стоимость этих часов деревню большую купить можно. Но Никита понимал, что часы – не столько подарок на новоселье, сколько благодарность князя за гадание. Ведь на Матвеева, боярина худородного, Елагин вовремя внимание обратил. А если бы не Никита, то кто его знает, как оно сложилось бы. Да и в душе князь надеялся, что Никита не раз еще важную и тайную услугу ему окажет. Так что часы еще и авансом были. Хитер и мудр князь был!

После первого тоста и выпивки гости расслабились и набросились на закуски. Тут уж Любава с кухаркой расстарались! Каких только яств не было на столе – от черной икры до жареных кур и расстегаев.

Гости перекусили, новые тосты последовали, а кухарка уже уху тройную несет.

А какое русское гуляние без песен? И тут Никита сюрприз приготовил – даже Любаве о нем не сказал.

Во двор ввалилась толпа музыкантов – они на торгу на жизнь зарабатывали. С ходу заиграли они на жалейках, дудках, гуслях, песни разудалые петь стали. Как за столом усидишь?

Гости гурьбой во двор высыпали. Соседи да прохожие из-за забора во двор стали заглядывать – что за шум, что за веселье? Тут гости сами подпевать стали, в пляс пустились. А когда напелись до хрипоты да наплясались до ломоты в коленях, за стол вернулись.

Никита денежку музыкантам отдал, поблагодарил, и застолье продолжилось.

Князь во дворе не пел, но пару раз плясать выходил.

– Ноги сами в пляс пошли, – отдышавшись, сказал он. – Давненько я так не отплясывал! – Видно было, что он доволен, лицо раскраснелось.

Уехал князь первым, когда стемнело. Прощаясь с Никитой у возка, сказал:

– Молодец, Никита, не ожидал такого веселья! Затейник ты, однако, я и представить не мог! А ведь все время серьезный.

– Когда дела – да, а сейчас душа праздника просит.

– Верно говоришь. Умеешь работать – умей отдыхать. Делу время – потехе час.

Постепенно и другие гости разошлись, довольные приемом.

Уже потом, в постели, Любава, прижавшись, сказала Никите:

– Ловко ты с музыкантами придумал!

– Для тебя старался, любимая. Свадьбы ведь толком не было – так новоселье решил отпраздновать. Зато запомнится надолго.

– Я в тебя всегда верила, – сказала Любава и уснула сразу же, намаявшись за день.

Никита же долго уснуть не мог. Свой мир вспоминал – работу, друзей, квартиру. Вот попал он в другое время – очень трудно, как в другую страну: другие деньги, законы, традиции. Но выжил, приспособился, своими руками и головой пробился. Дом есть, жена, работа любимая. А вот после сегодняшнего новоселья свое время вспомнил – и заскучал по радио, по телефону, по машине. Как понять, что его назад тянет? Не найдя ответа, он уснул.

Теперь он каждый день пахал как папа Карло. Свой дом, жена, кухарка – все требовало денег. Зато как приятно прийти после работы в уютный теплый дом – свой дом, где вкусно пахнет пирожками, мясом. Да пропустить стаканчик вина с мороза, закусив разной вкуснятиной.

Любава менялась на глазах. Когда она пришла к нему в лекарню, выглядела замкнутой, стеснительной, несчастной. Бедно одетая, она вызывала жалость. Теперь в ней появилась уверенность, молодая женщина ожила, стала смеяться – даже в зеркало на себя поглядывать стала, чего раньше Никита за ней не замечал.

А потом – новая операция, уже на шее. Никита резонно рассудил, что рубцы на лбу могут подождать, а шея на виду. Оперировать уже было легче – опыт появился; кроме того, кожа на шее растягивается хорошо, это не лицо. Кое-где он вообще рубцы вырезал, подтянув кожу и закрыв дефект. Кожный лоскут совсем небольшой пришлось накладывать.

Работать приходилось быстро. Эфирный наркоз – тяжелый, лишняя минута под ним не на пользу ни пациенту, ни врачу. Ведь эфир с ватной маски испарялся и в операционную, и персоналу тоже приходилось вынужденно им дышать; только концентрация была меньше, чем у оперируемого.

После операции нельзя было двигать шеей, чтобы швы, стянутые волосом, не разошлись, однако Любава стоически перенесла и операцию, и послеоперационный период. Но после снятия повязки и швов шея выглядела вполне пристойно.

Никита решил, что Любаве необходимо отдохнуть от операций и наркозов. Девушке и так несладко пришлось в последний год, даже более сильные люди могли не выдержать подобных жизненных испытаний и сломаться. Но на жене все заживало на удивление быстро, и уже через два месяца она не укутывала больше шею платком. Видимо, права народная поговорка, что на бабах, как на кошках все заживает. Эх, лидазу бы поколоть да контратубексом рубцы смазать – совсем хорошо было бы!