Мылись часа полтора, как не больше. Любава несколько раз промыла короткие волосы и яростно терлась мочалкой, смывая грязь. Ведь ей приходилось выживать после болезни, денег не хватало на еду, самое необходимое – не до бани было, хоть и стоила сия процедура две копейки.
А Никита с грустью и жалостью смотрел на худое тело жены. Худая стала, ребрышки выпирают, да рубцы от ожогов кожу стянули. Ничего, подкормит, приоденет, и с рубцами попробует справиться. Главное – жива.
– Ты что так на меня уставился? – устыдилась Любава, прикрываясь мочалкой.
– На рубцы смотрю.
– Я некрасивая, да?
– Откормим, подлечим. Все хорошо будет, вот увидишь.
– Никита, мне даже не верится. Вот батюшка жив был, думала – выйду замуж, детки пойдут, жизнь счастливая. А как батюшка умер, все наперекосяк пошло. Долги, дом на продажу выставили – а тут ты, как спаситель. Ты ведь мне еще в церкви понравился. Потом замужество. Я в церкви свечку Николаю-Угоднику поставила – в благодарность, что жизнь налаживается. Ну а потом моровая язва, мама умерла. Сама едва выжила и калекой страшной стала. В каких трущобах жила – не рассказать, отбросы ела, мылась летом в реке – на баню денег не было. Об одном молилась – тебя встретить. Но и боялась встречи: думала – испугаешься, не признаешь, отшатнешься. Только надеждой и жила. Загадала: не признаешь – руки на себя наложу, хоть и грешно. Но и так жить невозможно. Только, видно, есть Бог на свете, дошли до него мои молитвы! – Любава улыбнулась радостно.
Они попарились и снова пошли в мыльню, пот смыли. Вышли в предбанник, обтерлись чистыми полотенцами.
Любава вздохнула:
– Хорошо-то как! Простая вещь – баня, а я так по ней соскучилась!
– Я тебя теперь от себя не отпущу.
– А я сама не отцеплюсь, – отшутилась Любава.
Когда они оделись и вышли, то столкнулись с хозяйским слугой – он терпеливо поджидал их у бани.
– Все ли понравилось?
– Премного довольны. Вот тебе за труды, – Никита протянул слуге медяк. – И вот еще что. В предбаннике одежда старая осталась – сожги ее в печи.
– Будет сделано, – поклонился слуга.
Из бани они прошли в трапезную. Увидев Любаву – чистую, в новых одеждах, хозяин застыл в изумлении:
– Лопни мои глаза! Вчера нищенкой была, а сегодня боярыня столбовая!
Уж слишком разительны были перемены.
– Вина фряжского, хозяин, и поесть хорошо.
– Мигом исполню!
Подали на стол курицу, жаренную на вертеле, расстегаи с рыбой, суп с куриными потрошками, капусту квашеную, кашу гречневую с луком, хлеб душистый и вино.
– Что еще изволишь, сударь?
– Пока хватает, а там видно будет.
Теперь они ели не спеша, запивая еду вином. Любава не сводила с Никиты восторженных глаз.
Сидели до вечера. О лекарне Никита в этот день и не вспомнил. Радость у него, жена из мертвых, можно сказать, воскресла. Вот и устроил он себе выходной.
А ночью Любава сама придвинулась поближе к нему, обняла:
– Я верность тебе блюла. Ни с кем не была, тебя дожидалась.
В эту ночь оба не спали, любя друг друга до изнеможения. Только когда Никита проводил рукой по телу Любавы, он ощущал рубцы.
Утром не выспавшийся, едва успевший позавтракать Никита отправился в лекарню. Там было полно пациентов.
Почти до самого вечера, забыв про обед, трудился он не покладая рук, а закончив, пошел к Елагину:
– Ага, пропащий явился! – встретил его князь. – Ты куда исчез?
– Жена нашлась второго дня! Обгорела, в рубцах от ожогов вся, но главное – жива.
– Радость-то какая! Я ведь с ней так и не познакомился. Давай обмоем!
– Я по делу.
– В сторону дела, а то жизнь стороной про-ходит.
Они выпили по кубку вина.
– Ты бы хоть жену показал, чего скрываешь?
– Не понравится она тебе, князь, рубцы на лице. Исправлю со временем – тогда покажу.
– Как говорится – Бог в помощь! А что за дело у тебя ко мне?
– Дом отремонтировать хочу, что сожгли.
– Деньги нужны?
– Люди нужны – столяры, плотники, печник. Материалы опять же.
– Есть такие холопы! И дерево сухое да выдержанное найдем – на полы да окна. Завтра с утра и отправлю.
– Я не задаром прошу, деньги есть. Заплачу за работу и материалы.
– Только за материалы, за работу не надо. Холопы мои, я их кормлю-пою, в доме у меня живут – вот пусть и делают.
– Спасибо.
– Это тебе спасибо.
– Мне-то за что?
– Помнишь, давно как-то на картах ты мне гадал?
– Было такое, помню.
– Не соврали твои карты. Государь после Смоленска к себе приблизил голову московских стрельцов, боярина Артамона Матвеева, сына Сергеева. Роду он худого, из боярских детей – однако ума недюжинного.
– И что из этого следует?
– А! Не скажи! Я ведь после гадания твоего знакомство с ним свел. На пирушках рядом садился, на охоту пару раз с ним съездил. Для него лестно. А теперь он к царю близок, а через него – и я.
– А Нащокин?
– Он еще в фаворе, но чует мое сердце – ненадолго. Давай за твое гадание еще выпьем.
Они опрокинули еще по кубку. Славное вино!
– Еще погадаешь?
– Карты трезвую голову любят.
– Ловлю на слове. Как дом в порядок приведем, на новоселье приглашаешь.
– Так ведь за столом сидеть будем, вино пить.