— Это не мои шуточки, — с грустью в голосе поправил его Вэнс. — Так жестоко изволит шутить некто, кто называет себя Епископом.
— Епископом? — Профессор пытался подавить раздражение. — Послушайте, Маркхэм, я не позволю играть с собой. В этой комнате вы уже второй раз упоминаете некоего таинственного Епископа, и я хочу знать, в чем тут дело, в конце концов. Даже если какой-то псих напечатал послание после смерти Робина, какое отношение этот Епископ имеет к Сприггу?
— Под его телом была найдена записка с математической формулой, причем напечатали ее на той же пишущей машинке, которой пользуется наш Епископ.
— Что? — подался вперед профессор. — Машинка та же самая, вы говорите? А что за формула?.. Какая именно формула, вы помните?
Маркхэм достал свой блокнот и вынул из него треугольную бумажку, которую передал ему Питтс.
— Тензор Райманна-Кристоффеля. — Профессор очень долго смотрел на формулу, затем передал листок Маркхэму; со стороны могло показаться, что за эти минуты он заметно постарел: взгляд его был усталым, а лицо измученным, когда он снова посмотрел на нас. — Это дело по-прежнему остается для меня загадкой. — В его голосе звучала безысходность. — Но, возможно, вы окажетесь правы, если будете следовать выбранному вами курсу. А что вы хотите от меня?
Такая перемена в настроении профессора удивила прокурора.
— Я пришел к вам, чтобы удостовериться в том, что между убийством Спригга и вашим домом присутствует некая связь. Но, если уж быть до конца откровенным, я не могу понять, чем это мне поможет. Тем не менее мне бы хотелось попросить вашего разрешения еще раз опросить Пайна и Бидл и задать им некоторые интересующие меня вопросы.
— Спрашивайте их о чем угодно, Маркхэм. Вы никогда не сможете сказать, что я хоть раз встал у вас на пути. Но все же, я надеюсь, вы посоветуетесь со мной, прежде чем примете решительные меры.
— Разумеется, я обещаю вам это. — Прокурор поднялся со своего места. — Только боюсь, что в настоящий момент до принятия «решительных мер» еще очень и очень далеко.
Протянув на прощание руку профессору, Маркхэм почувствовал волнение старика. Ему хотелось поддержать своего приятеля, но он промолчал, решив, что в эту минуту любые слова неуместны.
Профессор проводил нас до дверей.
— Я не могу понять, зачем была напечатана эта формула тензора, — пробормотал Диллар и отчаянно замотал головой. — И все же, если я хоть чем-то могу быть вам полезен…
— Да, вы действительно могли бы оказать нам неоценимую помощь, профессор Диллар, — заметил Вэнс, остановившись у двери. — В то самое утро, когда был убит мистер Робин, мы задали несколько вопросов миссис Драккер…
— Что вы говорите?!
— И, хотя она отрицала тот факт, что сидела у своего окна все утро, все же я не исключаю возможности, что она что-то видела на стрельбище между одиннадцатью и двенадцатью часами.
— У вас создалось такое впечатление? — По голосу профессора было понятно, что слова Вэнса серьезно взволновали его и заставили задуматься.
— В каком-то смысле. Дело в том, что сам Драккер утверждал, будто слышал, как его мать резко и пронзительно закричала. Отсюда он сделал вывод, что она наблюдала на стрельбище нечто такое, что по какой-то причине предпочла скрыть от нас. И вот мне пришло в голову, что вы, как никто иной, могли бы повлиять на ее решение и убедить ее рассказать нам всю правду. Ведь, если она и в самом деле стала свидетельницей чего-то весьма необычного, вы один, наверное, помогли бы выяснить для нас это.
— Нет! — резко воскликнул профессор Диллар, но уже в следующее мгновение тон его смягчился, и он по-дружески взял за руку Маркхэма. — Существуют некоторые вещи, просить о которых вы меня не можете. Я все равно не стану их делать, даже для вас. И если эта несчастная измученная жизнью женщина на самом деле видела что-то необычное из своего окна в то злосчастное утро, вы должны выяснить это самостоятельно. Я не намерен мучить и пытать ее, и я искренне надеюсь на то, что вы, со своей стороны, тоже не станете так поступать. Не стоит волновать ее. Есть и другие способы узнать то, что вам нужно. — Он смотрел прокурору прямо в глаза. — Обо всем, что случилось, рассказать вам должна не она. Иначе вы же сами об этом пожалеете.
— Мы должны выяснить все, что только сможем, — решительно, но достаточно дружелюбно отозвался прокурор. — По городу бродит самый настоящий дьявол, и я должен остановить его, чтобы спасти очередную жертву, каким бы ужасным ни оказалось страдание леди Мэй. Но могу уверить вас в том, что без крайней необходимости я не собираюсь никого мучить и пытать.
— А вам не приходило в голову, — спокойно проговорил профессор Диллар, — что правда, которую вам так не терпится открыть, может оказаться гораздо страшнее самих преступлений?
— Что ж, в любом случае рискнуть придется. Но, даже если бы я и был уверен в справедливости ваших слов, это бы меня не остановило.