Зимний маршрут по Гыдану

Совершенно иное отношение вызывал к себе агрессор — наемник капитала. Артист выступал в переделанной форме торговых моряков и рыбаков. Все ее узнали сразу. Она в полном комплекте имелась только у главного инженера по рыбодобыче. Младшеклассникам тут пришлось поступиться своими исключительными правами на спектакль. Главный инженер, молодой парень, недавно окончивший мореходку, сказал, что он головы поотрывает тем, кто вздумает испортить его форму. Поэтому актера искали под костюм. Инженер роста был порядочного, и пришлось пригласить на роль старшеклассника. Между старшими ребятами долго шел спор, кому выступать. Отобрали самых долговязых и бросили между ними жребий. Эти же ребята усовершенствовали форму. Они нарезали жестяных звезд и наделали кучу выразительных орденов, украсили мундир цепями и эполетами. У добрейшего участкового выпросили кобуру от пистолета. Смастерили саблю. Так как инженер категорически отказался дать свою фуражку, военизированный головной убор добыли у знакомых летчиков, часто бывавших в Гыде. Кокарда также была изобретена немыслимая. Агрессор играл с упоением. Особенно великолепно он кланялся, доставая головой чуть ли не до пола, чтобы увидеть лицо буржуина, а потом резко выпрямлялся и прикладывал два пальца к фуражке — отдавал честь. Буржуин задирал голову и начинал смеяться.

Батальные сцены поражали искренней игрой статистов и количеством участников. Мне подумалось, что большая часть охотничьего оружия фактории была в этот момент на сцене.

Последние слова о Мальчише, о людях, приветствующих его подвиг, произносила девочка. Искренний пафос, неподдельное чувство заставили многих взрослых, сидящих на этой генеральной репетиции, чаще моргать глазами и сморкаться.

Еще один гыданский парадокс. Специалисты-культработники повсеместно отмечают, что в самодеятельном искусстве сейчас женщин выступает больше, чем мужчин, во всех возрастных категориях. Оно и понятно. Нежная женская натура требует художественного выражения чаще, чем грубая мужская. Здесь, на фактории, все оказалось наоборот. Я пересчитал всех участников самодеятельности, классифицировал по полу и убедился, что мужчин больше. Объяснить причину затрудняюсь.

5

7 ноября. Праздник.

По местному времени мы с Геннадием успеваем сделать массу всего, пока из динамика трансляции, установленного на фактории, не раздаются звуки гимна и слова: «Внимание! Говорит Москва…» Время тут на два часа обгоняет московское. Когда в Москве шесть утра, здесь уже восемь. А мы с трудолюбивым художником привыкли вставать в шесть утра по любому времени.

Геннадий бредет сонный по воду на ближайшее озеро. Я затапливаю печь. Ставлю чайник, заношу с улицы рыбу, чтобы оттаяла. Емельяныч. однажды вкусив жареной ряпушки, теперь ест ее и по утрам. По случаю праздника приношу и копченого омуля.

Наконец раздается гимн — шесть часов по московскому времени. Все, как дома: последние известия, предпраздничные призывы, приглашения от разных хороших людей фактории прийти в гости. Благодарим. Обещаем быть непременно.

Первый визит, самый ранний, на пункт связи. Местный техник-связист делает телевизор, который мог бы принимать Норильск. У связиста в гостях уже сидит один болельщик, участковый Максимыч. Максимыч свято верит в способности техника. Он сам провел изыскательские работы, установив, что особых препятствий географического характера для прохождения телевизионных сигналов с Таймыра нет. Сейчас Валентин настраивает свой агрегат, надеясь все-таки поймать передачу из Норильска.

— Есть! — говорит Максимыч.

Валентин досадливо морщится. На мерцающем экране действительно появляется какая-то тень. Но не изнутри, так сказать, а снаружи. Валентин замахивается отверткой на здоровенного черного кота, который залез на стол между экраном агрегата и лампой. Кот никак не реагирует на угрозу. Балованный зверь. Он опрокидывается на спину и начинает ловить передними лапами рукав Валентина. Тот в сердцах хватает его за кургузое ухо и стаскивает со стола. Уши у кота коротенькие, вырезаны прямо возле головы — отмерзли. Тундра наказала за донжуанство. Здесь в марте с зимой не шутят.

Кот не обижается. Он выгибает спину, трется о валенки участкового Максимыча, потом вскакивает ему на колени — знает его доброту.

— Не вышло, — вздыхает Максимыч.

— Выйдет! — рявкает Валентин и бросает отвертку. Некоторое время он сидит, с ненавистью глядя на свое сооружение, потом начинает говорить о том, что еще надо сделать, чтобы смотреть по праздникам московские парады.

— Ничего, — утешает его Максимыч. — Выйдет. Пошли пока ко мне.