Зимний маршрут по Гыдану

…Пароход повернул к берегу. Аси с отцом и матерью стояли на берегу и смотрели, как по воде хлопали плицы колес, вертясь то быстро, то медленно. Русский на носу парохода макал в воду длинную полосатую палку и что-то кричал непонятное. Пароход медленно надвигался на берег, и его разворачивала, тянула за толстенную веревку баржа, сносимая течением. Пароход ткнулся носом в самый берег, и русские, спрыгнув на землю, стали заколачивать в нее толстые железные палки. Аси даже зажмурился, чтобы не видеть такого страшного греха. Живую землю эти люди ранили железом.

— Теперь беда будет, — услышал Аси за собой скрипучий голос соседа Котоя, — Теперь Я-Меню — Земля-старуха беду всем сделает.

Котоя боялись. Он был богатый. Возил товары зырянских купцов. С ним дружили эти купцы, всегда в гости приезжали. У Котоя было много оленей. Четыре стада ходили в Гыданской тундре. Пасли их чужие пастухи. Сам Котой только несколько раз в году каслал — кочевал, уходя зимой в теплые леса, а летом возвращаясь сюда, на Север, в щедрую Гыданскую губу.

Нымю втянул голову в плечи и побрел к чуму, однако вернулся. Грех-то совершили приезжие. Может, ему и людям его ничего не будет. А пароходы сюда ходили раз в году. Это событие не пропустишь. Надо торговать, покупать товары. Надо разных людей посмотреть. Потом нечего будет рассказывать гостям зимой, если в чуме спрячешься.

— Ань-торова! — сказал нестарый высокий человек, подойдя к ненцам.

— Ань-торова, ань-торова, — ответили все. Гость всегда остается гостем, и с ним надо быть вежливым.

— Чум иди, мой чум, — махнул рукой в сторону своего жилья Нымю, — гости.

— Спасибо, — ответил по-русски человек и прибавил по-ненецки: — Пошли, у тебя гостевать будем.

Это особенно поразило Аси. Приезжий знал его язык.

В чуме сразу же стало ясно, что приезжий не новичок в тундре. Он уселся, как человек, бывавший в чумах и знающий кочевой быт. Он с явным удовольствием ел айбат — сырую рыбу, запивая ее чаем, утирал пот и поглядывал по сторонам.

— Чего торговать будешь? — наконец не выдержал Котой. Он сидел важный и серьезный.

— Торговать не буду, — ответил человек.

— Тогда чего пришел? — продолжал допытываться Котой.

— Учить детей приехал, — ответил гость, откидываясь на шкуры.

— Как учить? — не понял Котой.

— Школу поставим у вас и будем с женой учить ваших детей грамоте.

Котой знал, что у русских и зырян люди умеют на белой тонкой коже зверя, которого никто не знал ни в Гыданской, ни в Ямальской тундре, тонкой деревянной палочкой, у которой как-то выжжена сердцевина, чертить разные тамги. Больше всего его удивляло то, что палка не сгорела, когда ее прожгли насквозь и угли остались в середине. Никто не мог ему это объяснить. Купцы-зыряне говорили, что делают такие палочки далеко, куда доехать нельзя. Зырянские купцы ставили тамги, когда Котой забирал у них товары в долг, и всегда смотрели их, когда он привозил пушнину для расплаты. Тамги говорили, сколько Котой должен купцу. Однако они всегда врали. Котой помнил, что брал он меньше, а тамги показывали больше. Но ему было невыгодно ссориться с купцами. Ему-то товары доставались даром. Это у других он брал в расплату пушнину.

— Зачем нашим детям грамота твоя? — сердито сказал Котой, — Они не купцы. Все купцами быть не могут. Не надо нам.

Учитель рассмеялся:

— Грамотным должен быть каждый. Теперь другая жизнь, не то что раньше. Теперь все равные.

— Все равно все разные, — стоял на своем Котой. — Тундровому человеку не надо жить, как живут другие люди. У него свой закон. Он по старому закону жить должен.

Аси слушал молча, не понимая, что нужно от них этому приезжему человеку.

Старик Аси спросил меня:

— Помнишь, в школе стоит прямо в коридоре парта такая здоровенная? Ее из Салехарда привезли на том пароходе, который школу доставил. Там еще стол старый стоит и шкаф, как в музее. Специально там поставили, чтобы дети разницу видели. Сейчас и не сравнишь. А пойдешь в контору рыбозавода, смотри, какие рамы. Рамы тоже из той первой школы. Ее быстро поставили. Плотники собрали за несколько дней. Повесили двери, вставили стекла, покрасили полы, и караван ушел. Учителя стали всем говорить, чтобы детей отдавали учиться. Не хотели люди. Страшно было: как от себя детей отпускать? Меня отец пустил сначала, а потом снова забрал. Я-то стал по-русски понимать маленько уже. Однако большой уже был. Родителям помогать хотел. Ушел из школы. Однако только двадцать детей собрали. Потом-то несчастье случилось.