Зигфрид

В тот же день все трое со своей дружиной выступили в поход, провожаемые взволнованной Кримхильдой и ее матерью Утой. Гунтер был озабочен и хмур и почти не разговаривал, а Хогни казался еще угрюмее, чем обычно, и лишь один Зигфрид был весел. Лицо его не выражало ничего, кроме безмятежного спокойствия и уверенности в успехе. И он оказался прав. Сражение с готами, с которыми они встретились на следующий же день утром, принесло ему новую славу. Как и в битве с королем Линги, он один обращал в бегство сотни неприятельских воинов. Появляясь то здесь, то там верхом на своем могучем коне и всюду оставляя за собой горы трупов, он казался и друзьям и врагам одним из великих богов, спустившихся с неба, чтобы подарить победу храбрейшим. Оба брата Гьюкинга старались не отставать от него, и готский король, потеряв больше двух третей своего войска, был наконец вынужден поспешно отступить, твердо уверенный в том, что сражался с самими Асами.

— Ты спас нас сегодня, Зигфрид, — сказал Гунтер, когда они возвращались назад после погони за бежавшим неприятелем. — Ты спас нас и нашу страну. Как бы я хотел с тобой породниться!

— И я тоже, — добавил Хогни, не любивший много разговаривать.

— Что ж, лучших братьев, чем вы оба, мне не найти, — отвечал Зигфрид. — Вы мужественные и честные, я полюбил вас всей душой. Да, впрочем, мы и так друг другу братья. И я и вы — птицы.

— Да, наш род, как и твой, Вольсунг, берет начало от королей-птиц, — задумчиво произнес Хогни.

— Давайте здесь же, на этом поле, где мы бились с врагом, совершим обряд братания.

— Я готов, — сказал молодой Вольсунг, спрыгивая с коня.

Оба брата тоже спешились. Гунтер подозвал своих воинов, и те, вырезав длинную и широкую полосу дерна, подняли ее на копья. Под нее, на ссыпавшуюся вниз землю, сначала ступил Зигфрид, а за ним, на отпечаток его ноги по очереди наступили Гунтер и Хогни. Потом все трое поцарапали себе руки и выдавили в оставшийся на земле след по нескольку капель крови. После этого, по древнейшему обычаю, оба Гьюкинга и Зигфрид стали кровными братьями и были обязаны мстить друг за друга.

— Теперь опускайте дерн! — приказал Гунтер.

Воины выдернули свои копья, и дерн упал на прежнее место — обряд братания свершился.

— Птицы! Пойте нам! — Закричал Зигфрид, хлопнув в ладоши.

И тотчас вокруг зазвенело многозвучное птичье эхо:

С крутизны баварских горок
Братья прибыли тотчас,
Сказок длинных целый ворох, —
Горных карликов рассказ.
С нами нимфы, с нами песни, —
И прекрасны, и умны, —
Нет истории прелестней,
Чем преданья старины.
В изумрудные палаты
Нас отец родной призвал,
В водяные анфилады
Сквозь врата прибрежных скал.
Мы с тобой плененным детям
Собираемся помочь:
Горе сказками расцветим
И тоску прогоним прочь.

Торжественно и радостно возвращались домой победители. Кримхильда и королева Ута вместе с Гутторном поджидали героев в замке. Нежные щеки Кримхильды были румянее, чем обычно, но они стали белее ее волос, когда Зигфрид немного погодя сказал, что через две недели уезжает в страну гуннов.

Заметив волнение девушки, королева Ута наклонилась к ней.

— Успокойся, дочь моя, — прошептала она, — ступай к себе. Все будет хорошо, поверь мне!

В тот же вечер старая королева вышла из замка и ушла далеко в лес. Она вернулась только к ночи, скрывая под плащом пучок каких-то трав, и сразу же прошла к себе в спальню, приказав служанкам оставить ее одну. Всю ночь из покоев Уты разносился пряный запах неизвестного зелья и слышалось монотонное зловещее бормотание. А наутро одна из служанок заметила над изголовьем своей повелительницы небольшой глиняный сосуд, который королева тотчас же поспешно спрятала.

После полудня в замок начали съезжаться многочисленные гости, которых созвал Гунтер, желая получше отпраздновать победу над врагом, и к заходу солнца пиршество уже было в полном разгаре. На самом почетном месте сидел Зигфрид. И хозяева и гости осушили в его честь не один рог с медом, но сам богатырь пил мало и был молчаливей, чем обычно. Он думал о Брунхильд. Прошло около пяти месяцев с тех пор, как они расстались, и приближался срок, когда он должен был отправиться за ней ко двору короля Аттованда-Атли.

«А может быть, — говорил себе юноша, — Брунхильд меня уже забыла или Атли нашел ей другого мужа?»

— О чем ты задумался, Зифгрид? — прозвучал рядом с ним чей-то сладкий голос, и он увидел королеву Уту, протягивающую ему рог с медом.

— Выпей за счастье нашей семьи, отважный и великодушный сын Сигмунда, — сказала она, ласково улыбаясь. — Выпей за то, чтобы боги благоволили к нам так же, как они благоволят к тебе, счастливейший из смертных.