Читаем Зигфрид полностью

Девушки были так поглощены пением Зигфрида и Аттованда, что почти забыли про себя; волосы их распустились, одежды пришли в беспорядок.

Пока они пребывали в таком отрешенном состоянии, почти в безумии, там появился демон, один из хранителей сокровищ, которые охранял сам дракон Фафнир. Этого демона звали Кувера. Появился он на пути Зигфрида, конечно же, с одним намерением — погубить сына славного короля Зигмунда, не дав ему продолжать путь к пещере дракона Фафнира.

Демон Кувера обернулся прекрасным рыцарем и забрал девушек, сопровождавших Зигфрида и Аттованда, и повел их за собой на север. Он приказывал им, будто был их властителем и супругом, несмотря на присутствие Зигфрида и Аттованда. Силой уводимые девушки стали звать Зигфрида и Аттованда на помощь. Оба доблестных рыцаря, схватив мечи, немедля бросились им вдогонку.

— Не бойтесь!

— Не бойтесь! — кричали они девушкам. — Мы сейчас расправимся с демоном!

Они очень скоро настигли демона Куверу. Сочтя, что Зигфрид и Аттованд слишком сильны вдвоем, демон оставил девушек и бросился прочь в страхе за свою жизнь. Но Зигфрид не позволил ему убежать. Он поручил девушек заботам Аттованда и устремился вдогонку за Куверой. Зигфрид хотел забрать с головы демона драгоценный камень, напоминающий морскую раковину. Скоро Зигфрид поймал его, ударил по голове кулаком и убил. Затем он взял драгоценный камень и вернулся. В присутствии девушек он подарил драгоценный камень королю Аттованду и сказал:

— Дорогой Атли-Аттованд, прежде, чем мы простимся с тобой и разойдемся в разные стороны, ведь у тебя и у меня, у каждого из нас, свой путь… прими этот камень, как знак связующей нас дружбы. Связь наша очень крепка, я это чувствую… И наверное, ты, Аттованд, чувствуешь тоже. Богу было угодно, чтобы мы встретились с тобой. Пускай помогает тебе этот волшебный камень и убережет от опасностей и проклятий!

Зигфрид крепко обнял своего друга, и, простившись с девушками, оба рыцаря разошлись в разные стороны.

Не знал тогда Зигфрид, при каких необычных обстоятельствах придется еще раз услышать ему имя славного Аттованда-Атли и понять глубокую связь их судеб.

<p>ЗОЛОТОЙ БЫК</p>

Двигался ли Зигфрид дальше или нет, плыл ли, говорил ли он, или не он, думал ли, грезил ли, или грезили лучащиеся во сне своды судьбы, грезило недостижимое, неисчерпаемые своды света, то вдруг зловеще застывшие, зловеще стынущие и неподвижные, недвижно влившиеся в кристальные каскады света… То были своды непостижимой его души, сотканной из грез и сна, как и все, что его окружало, как и весь облик той северной части земли, словно утопавшей в гигантском кольце озера, где лишь на мгновение раскрывались острые шпили дворцов, замков и башен. Выступали на поверхность и снова, коснувшись утреннего солнца, тонули в кольце сна. Зигфрид, как и вся история его края и его рода, был соткан из этого непостижимого красивого сна. И поэтому то, что приходило к нему во сне или в грезах, в самых необычных обстоятельствах, казалось особенно значительным, исполненным особого смысла, значения и тайны.

Сверкающий, непроницаемый, недвижный и необозримый, простирался вокруг него звенящими голосами сон, сверкающий бедою, коей подвластны и боги, неотвратимый, всеобъемлющий, упраздняющий творенье, сплавлены друг с другом добро и зло, нет числа переплетеньям, нет конца лучистым дорогам, и неземной был свет.

Ничто не вспоминалось и все же целиком было воспоминаньем, погруженным в зловещий и прекрасный свет без святости и без тени, свет неразличенья, свет непреодолимого пограничного пространства, погруженным до самых глубин воспоминанья в переливчато-недвижную пограничную игру судьбы, границу которой, однако, можно переступить, должно переступить, как только игра исчерпает себя, исчерпает до последних глубин.

Взошло солнце. Впереди забелели скалы.

— Эй, рыбак! — окликнул Зигфрид кого-то, кто качался неподалеку в небольшой лодке.

— С нами крестная сила! — ответил человек. — Я думал, что ты — призрак.

Лодка причалила к пустынному берегу. Человек ступил на землю. Поклонился Зигфриду.

— Чья это земля? — спросил Зигфрид.

Рыбак улыбнулся, прищурился и ответил:

— Здесь был город Кэр-Ис.

— Кэр-Ис?

— Да.

— Но где же он теперь? — удивился Зигфрид.

— Видишь ту кучу камней на берегу?

— Вижу. Впереди — лев, потом — конь…

Рыбак засмеялся, обнажив редкие зубы.

— Никакого там нет коня, а просто — камни. И в камнях заводь. Туда летом заплывают самые жирные крабы. Вот там, говорят, и ходит каждый сочельник Святой Гвеннолэ.

— Гвеннолэ? — прошептал Зигфрид, пытаясь понять смысл этого имени.

— Ну, а тебя откуда Бог занес? — улыбался рыбак.

— Я издалека, — ответил Зигфрид, — из королевства славного отца моего Зигмунда.

— Не слыхал что-то, — рыбак пристально рассматривал Зигфрида.

— Ведь здесь недалеко Аберврак? — спросил Зигфрид.

— Ну да, монастырь…

— Так если идти мимо монастырского сада — к колодцу, оттуда в горы, через лес…

— Хватит, — внезапно прервал его рыбак, — сам-то ты кто? Как твое имя?

— Зигфрид.

— Ты рыцарь?

— Да.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мифы

Львиный мед. Повесть о Самсоне
Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".

Давид Гроссман

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза