Наши войска превосходили врага в силе и ратном мастерстве. Они успешно отбивали атаки извне. Помнивший о Сталинграде и в отличие от действий Паулюса враг не оставался на месте в «котле», а бешено рвался из кольца. Была перехвачена телеграмма Гитлера командующему окруженными войсками генералу Штаммерману: «Можете положиться на меня как на каменную стену. Вы будете освобождены из «котла». А пока держитесь». Положение окруженных становилось безнадежным, тем не менее 9 февраля они отклонили ультиматум о сдаче. С отчаянием обреченных гитлеровцы бились о западную стенку «котла», чтобы соединиться с пробивавшимися к ним восемью танковыми и шестью пехотными дивизиями. Манштейн все же наскреб больше войск для деблокирования, чем участвовало в сражении с немецкой стороны в начале операции. В ночь на 12 февраля окруженных и пробивавшихся к ним отделяло расстояние всего в 12 километров.
Серьезная, но отнюдь не трагическая обстановка для наших войск. Жуков приказал Ватутину и Коневу принять срочные меры, чтобы не допустить прорыва противника. О чем доложил Сталину. Жуков болел: грипп с высокой температурой. Глубокой ночью Жукова поднял с постели звонок из Москвы. Верховный в возбужденном тоне осведомился: «Известно Вам, что противник прорвал фронт Ватутина и выходит из окружения в районе Корсунь-Шевченковский?» Жуков ответил: «Нет, не известно. Думаю, что это не соответствует действительности». Сталин в ответ «выругал меня», писал Жуков, и открыл- источник информации: «Только что звонил Конев и доложил о прорыве». И тут же объявил решение: «Я думаю передать завершение операции в руки Конева, а Вам и Ватутину лучше сосредоточить внимание на внешнем фронте». Коневу, естественно, переподчинялись войска 1-го Украинского фронта, принимавшие участие в окружении.
Неожиданное предложение! Немцы были уже скучены на очень небольшой территории, насквозь простреливавшейся нашей артиллерией. Снабжение с воздуха было пресечено — транспортные самолеты сбивались или не допускались к «котлу». Жуков считал, что уничтожение окруженных — дело каких-нибудь трех-четырех дней. По его мнению, переподчинение войск затянет операцию. Что и объяснил Сталину.
Но объяснять руководствуясь интересами дела, было совершенно бесполезно, ибо Сталин в этом случае стремился возвысить Конева. «Начиная с Курской дуги, — откровенно писал Жуков в очерке «Коротко о Сталине», — когда враг уже не мог противостоять ударам наших войск, Конев, как никто из командующих, усердно лебезил перед Сталиным, хвастаясь перед ним своими «героическими» делами при проведении операций, одновременно компрометируя своих соседей». Указав на то. что главную роль в окружении сыграли войска Ватутина, которые и «лучше действовали», Жуков сказал: «Ватутину и возглавляемым им войскам будет обидно не быть отмеченными за их ратные труды. Сталин положил трубку, прекратив со мною разговор, а через 2 часа была получена его директива». Жукова, говорилось в ней, «освободить от наблюдения за ликвидацией корсунь-шевченковской группировки немцев и возложить на него координацию действий 1-го и 2-го Украинских фронтов с задачей не допустить прорыва противника» и соединения с окруженными.
Впечатлительный Ватутин излил свое недоумение Жукову. Что ответить? «Я не мог сказать Н. Ф. Ватутину, чье было это предложение, чтобы не сталкивать его с И. С. Коневым. Однако я считал, что в данном случае Н. Ф. Ватутин прав как командующий, заботясь о боевой, вполне заслуженной славе вверенных ему войск». Маршал был краток:
— Это приказ Верховного, мы с вами солдаты, давайте безоговорочно выполнять приказ.
«Нужно ли было это делать в интересах дела? — спрашивал Жуков в своем очерке. — Нет, не нужно. Это нужно было Сталину для того, чтобы вбить еще глубже клин между Коневым, Ватутиным и мною. Конев в этом вопросе сыграл неблаговидную роль». Сталин интриговал у телефонной трубки, а бойцы и командиры дрались в сражении, которое приобрело ожесточенный, жуткий характер. Манштейн в неистовстве все пытался порвать кольцо, но так и не преуспел.
1-й Украинский фронт не пропустил извне ни танка, ни солдата врага. В ночь с 16 на 17 февраля разыгралась пурга. В кромешной мгле, бросив свои войска на произвол судьбы, генералы, большинство офицеров и эсэсовцев на немногих уцелевших танках и бронетранспортерах кинулись из окружения наугад на запад. Части из них удалось вырваться из кольца. Основная масса вражеских солдат, оставив тяжелое вооружение, последовала за ними пешком в густых колоннах. Они шли без выстрела, надеясь проскочить. Утром в открытом поле их почти поголовно истребили.