Жук

– Факт состоит в том, мистер Чэмпнелл, что совсем недавно в моей жизни произошли события, из-за которых появилась угроза, что между событиями двадцатилетней давности и моей нынешней жизнью будет переброшен мост и я лицом к лицу столкнусь с единственным темным пятном из моего прошлого. В данный момент я рискую превратиться в то же беспомощное, запуганное существо, каким я был, когда бежал из описанной мной обители дьявола. Я пришел к вам, чтобы защититься от этого. Я хочу, чтобы вы распутали сковывающую меня зловещую цепь, которая грозит погубить меня, – а когда распутаете, с Божьей помощью разорвали ее.

– Объясните, что вы имеете в виду.

Откровенно говоря, в этот момент мне показалось, что мой посетитель сумасшедший. Он между тем продолжил:

– Три недели назад, вернувшись поздно вечером с заседания палаты общин, я обнаружил у себя в кабинете, на столе, листок бумаги. На нем было удивительно похожее на оригинал изображение того самого существа, в которое превратилась та женщина, Певица, когда я схватил ее обеими руками за горло. Один только вид этого насекомого привел к тому, что у меня снова возникло видение из тех, о которых я вам рассказывал и от которых, как я надеялся, мне удалось навсегда избавиться. Меня накрыла волна чудовищного неконтролируемого страха, которая привела к почти полному параличу как моего тела, так и моего сознания.

– Но почему?

– Этого я не могу вам объяснить. Я знаю только одно – я никогда не осмеливался позволять себе представить подобные жуткие сцены, хотя бы потому, что они свели бы меня с ума.

– То, что вы нашли у себя на столе – это был просто рисунок?

– Это было изображение. Не могу сказать, как именно оно было выполнено технически, но имело такое невероятное, дьявольское сходство с оригиналом, что на какой-то момент мне даже показалось, что у меня на столе сидит живой жук.

– И кто же положил на ваш стол этот листок?

– Мне как раз хотелось, чтобы именно это вы и выяснили. Я собирался попросить вас заняться этим вопросом немедленно. Добавлю, что такие же листки с рисунками я за последнее время находил на своем столе еще трижды – и каждый раз эта находка оказывала на меня все тот же омерзительный эффект.

– И это всякий раз происходило, когда вы поздно вечером возвращались домой после заседания в палате общин?

– Именно.

– И где же эти – не знаю, как их правильно назвать – картинки?

– Этого я вам тоже не могу сказать.

– Что вы имеете в виду?

– То, что я сказал. Каждый раз, когда я приходил в себя после припадка, оказывалось, что рисунок исчез.

– То есть все листки бумаги с изображениями жука куда-то пропадали?

– Очевидно, так – хотя я не могу утверждать это с полной уверенностью. Понимаете, стол в моем кабинете всегда завален всевозможными бумагами. Я не могу исключать, что изображения жука были на каких-нибудь из них. Но картинка как таковая, как вы ее назвали, действительно пропадала.

У меня мелькнуло подозрение, что вся эта история – это скорее клинический случай, в котором следовало бы разбираться врачу, а не человеку моей профессии. И я весьма прозрачно намекнул на это моему гостю.

– Мистер Лессингем, – сказал я, – а вы не считаете возможным, что вы просто слишком много работали в последнее время, перенапрягали мозг и в итоге стали жертвой оптической иллюзии?

– Я сам так думал – более того, можно сказать, я надеялся на это. Но дайте мне закончить – тогда вы поймете, что каких-либо возможностей для подобного толкования событий попросту нет.

Не могу отрицать – в своем повествовании мистер Лессингем строго придерживался хронологии. Говорил он преувеличенно спокойно, холодным, нейтральным тоном – словно, вопреки всей странности и необычности своей истории, пытался произвести на меня впечатление точностью и четкостью каждого произнесенного им слова и даже слога.

– А позавчера ночью, вернувшись домой, я застал у себя в кабинете незнакомца, – заявил он.

– Незнакомца?

– Да. Другими словами, вора.

– Вора? Вот как. Понимаю. Продолжайте.

Мистер Лессингем, однако, вместо того чтобы сразу же последовать моему предложению, какое-то время сидел молча. Мне показалось, что его поведение становится все более и более странным.

– Когда я вошел, – заговорил он наконец, – этот тип был занят тем, что пытался взломать ящик в моем бюро. Я, понятное дело, попытался задержать его – но не смог.

– Не смогли? Что значит – не смогли?

– То и значит. Я излагаю все, как было. Вы должны понимать, что это был не обычный вор. Я ничего не могу сказать о его национальности. Он произнес всего два слова, причем по-английски, это я помню совершенно точно. Но, если не считать этого, он вел себя как немой. На нем не было ни обуви, ни головного убора. Более того, единственным предметом его одежды была длинная темная накидка, из-под которой торчали обнаженные руки и ноги.

– Необычный наряд для вора.

– Как только я его увидел, я сразу понял, что его появление каким-то образом связано с моими приключениями на рю де Рабагас. Его слова и все его поведение полностью это доказывают.

– И что же он сказал и сделал?