Жук

– Знаете, я в самом деле просто не в состоянии передать, насколько омерзительны мне были поцелуи той женщины. Они вызывали у меня просто неописуемое отвращение. Я до сих пор вспоминаю их с ощущением физического, ментального и морального ужаса, хотя прошло двадцать лет. Самым же ужасным было то, что я был совершенно неспособен оказать хотя бы малейшее сопротивление этим ласкам. Я просто лежал неподвижно как бревно, не издавая ни слова, ни звука. Женщина же делала свое дело, в то время как я пребывал в состоянии, близком к агонии.

Мистер Лессингем достал из кармана носовой платок и вытер им лоб, на котором, несмотря на то что на улице и в комнате было прохладно, обильно выступили капли пота.

– Я не в состоянии точно вспомнить все, что происходило со мной в то время, когда я против моей воли находился в том страшном месте. Это просто выше моих сил, так что я не стану даже пытаться это сделать. Если бы я предпринял такую попытку, от этого не было бы никакого проку, а для меня она оказалась бы невыносимо болезненной. Мне кажется, тогда я воспринимал окружающее так, словно видел все через стекло, искажающее реальность. Так что в любом случае в моих воспоминаниях, даже если бы мне удалось их восстановить, была бы изрядная доля того, чего на самом деле не происходило. Как я уже говорил, образы, которые достигали моего сознания, были, на мой взгляд, слишком уж чудовищными и омерзительными для того, чтобы быть правдой.

Только впоследствии, когда у меня появилась возможность сопоставить даты, я смог приблизительно определить, как долго я находился в заключении в том странном храме. Судя по всему, я провел там больше двух месяцев. Представьте себе, два месяца непередаваемого ужаса. Все это время перед моим воспаленным взглядом одни фантасмагорические персонажи сменяли другие. Время от времени, насколько я могу судить, в храме проводились какие-то религиозные ритуалы и обряды. В большинстве случаев в них так или иначе фигурировали алтарь, бронзовый идол и живой жук, сидящий на его брови. Впрочем, если моей памяти можно хоть немного доверять, там происходили не только таинственные религиозные ритуалы, но и чудовищные оргии, вызывавшие у меня неописуемый ужас. Мне кажется, я видел вещи, от одной лишь мысли или воспоминания о которых у меня голова идет кругом, а все тело начинает бить дрожь. Разумеется, мои жуткие видения и воспоминания так или иначе связаны с культом непристойной богини Изиды и ее почитателями. Возможно, это все же плод моего лихорадочного, бредового состояния, и я очень надеюсь, что так оно и есть, но мне кажется, что в том храме совершались человеческие жертвоприношения.

Когда мистер Лессингем сказал это, я сразу же навострил уши. По некоторым личным причинам, которые прояснятся сами прямо сейчас, я как раз гадал, заведет ли Лессингем речь о человеческих жертвоприношениях. Он заметил мой интерес, но не совсем правильно истолковал причину, которой он был вызван.

– Я вижу, вы заинтригованы – и меня это не удивляет, – сказал он. – Что ж, я готов повторить. Если только это не было плодом моего неадекватного физического и психологического состояния – а я поблагодарил бы Бога, если бы это оказалось так! – я несколько раз видел, как в том странном храме, на каменном алтаре, проводился обряд человеческого жертвоприношения. Причем, если только я не ошибаюсь и все это происходило на самом деле, всякий раз жертвами этих обрядов становились женщины. Все они были совершенно обнаженными, а их кожа – такой же белой, как наша с вами. И всех их, прежде чем сжечь, подвергали чудовищным, просто дьявольским пыткам и надругательствам. Не раз мне приходилось слышать – если только это не были галлюцинации – ужасные крики жертв и восторженные вопли их мучителей и убийц, а также зловещую струнную музыку этих исчадий ада.

Именно ужас, накопившийся в моем сердце от присутствия при подобных страшных сценах, дал мне силы, либо мужество, либо спасительное затмение рассудка – не знаю, что именно это было. Я сумел разорвать путы, которыми был связан. Однако, даже избавившись от них, я остался, и до сих пор остаюсь, человеком, на которого идет охота.