Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

Клерфэ смотрел на металлические детали облицовки, отодранные механиками. «Стар я уже, – думал он. – Что мне здесь надо? Хотя кроме этого – что я умею?»

– Вон он! – гаркнул капитан, прижимая к глазам бинокль. – Черт возьми, парень-то молодцом! А все равно не сможет. Мы слишком отстали.

– Кто перед нами идет?

– Да в том-то и штука! Только Вебер остался. На пятом месте.

Торриани промчался мимо. Махнул рукой и скрылся. Капитан от радости пустился в пляс не хуже индейца.

– Дюваль сошел! А Торриани целых четыре минуты нагнал! Четыре минуты! Пресвятая дева, спаси и сохрани!

Казалось, он и впрямь молится. Торриани продолжал подбираться к лидерам.

– Это на раздолбанной-то тачке! – орал капитан. – Золото, а не мальчишка, я его расцелую! Он прошел круг с рекордным временем! Святой Антоний, спаси и сохрани!

Торриани круг за кругом шел все лучше. Клерфэ от души желал ему успеха, но не мог подавить и чувство горечи. Вот они – шестнадцать лет разницы в возрасте. Хоть он и знает, что возраст иной раз не помеха. Караччиола после перелома бедра, превозмогая адские боли, обыгрывал гонщиков гораздо моложе себя, чемпионом становился, Нуволари и Ланг11 вернулись в гонки после войны и будто помолодели лет на десять, – но когда-то каждому пора уходить, и он знает, недалек и его час.

– У Валенте поршни заклинило! Монти отстал. Вебер идет уже третьим! – неистовствовал капитан. – Сможете сменить Торриани в случае чего?

В глазах его Клерфэ ясно видел сомнение. Пока еще спрашивают, пронеслось в голове. Скоро перестанут.

– Пусть едет, – сказал он. – Пусть едет сколько сможет. Он молодой, он выдержит.

– Он слишком нервный.

– Но он классно едет.

Капитан кивнул.

– Ну конечно, для вас-то это чистое самоубийство, с таким-то плечом повороты проходить? – с притворной озабоченностью спросил он.

– Никакое не самоубийство. Просто пришлось бы ехать медленнее.

– Пресвятая дева! Матерь божия! – продолжал молиться капитан. – Спали у Торелли тормозные колодки! Не так, чтоб разбился, упаси боже, пусть просто сойдет. Спаси и сохрани Вебера и Торриани! Пробей у Бордони бензобак! – Подобная, весьма своеобразная набожность одолевала его на каждой гонке; после финиша все снимало как рукой – он с легким сердцем становился прежним богохульником.

За круг до конца машина Торриани вдруг затормозила у пит-стопа. Сам Торриани лежал на руле почти без чувств.

– Что такое? – рявкнул капитан. – Не можете ехать? Что стряслось? Вытаскивайте его! Клерфэ! Пресвятая дева, царица небесная, матерь всех скорбящих, – да у него тепловой удар! Подумать только! Ведь еще совсем не жарко! Еще весна! Вы сможете его сменить? Машина…

Механики уже трудились вовсю.

– Клерфэ! – умолял капитан. – Один кружок только! Вебер перед вами третьим идет, не страшно, даже если мы пару минут потеряем. Все равно четвертыми удержимся. Живо в тачку! Господи боже мой, что за гонка!

Клерфэ уже сидел в машине. Он видел: Торриани совсем плох.

– Только доехать! – молился капитан. – Один кружок дотянуть! Четвертыми удержаться! Ну и Веберу третьим, конечно! А лучше вторым. И Бордони дырочку в бензобак! А еще, царица небесная, во всеблагой милости своей, ниспошли парочку пробитых покрышек остальным супостатам. Кровь Христова, напои меня!

«Один круг, – думал Клерфэ. – Когда-то же он кончится. А боль – боль терпимая. Это куда легче, чем в концлагере на кресте висеть. Я там паренька видел, так ему в Берлине на допросах все зубы до корней высверлили, чтобы он «сообщников», товарищей своих выдал. А он не выдал. Вебер впереди идет. Плевать, как я доеду. Как же, черта с два плевать! Ишь, как трасса петляет! Это же вам тачка, не самолет! Да жми ты на газ, черт побери! Аварии бояться – счастья не видать!»

Механический голос над трибунами объявил:

– Гонку снова продолжает Клерфэ. Торриани выбыл.

Лилиан видела промчавшуюся внизу машину. Успела разглядеть и перевязанное плечо. «Идиот! – думала она с яростью. – Мальчишка, и никогда не повзрослеет! Это лихачество, а не мужество. Опять ведь нарвется! Что они вообще знают о смерти, все эти удалые здоровяки? Вот те, что там, наверху, – те знают, каково это, за каждый глоток воздуха бороться, как за манну небесную». Кто-то сунул ей в ладонь визитную карточку. Отбросив картонный листочек, она встала. Да, она хочет уйти. Теперь вот сотни взглядов устремлены на нее. Словно сотни пустых стекляшек, поблескивающих на солнце. И ведь как внимательно смотрят! «Глаза-пустышки, – подумалось ей. – Смотрят, но не видят. Но разве так не всегда? Где иначе?» Ей снова вспомнился санаторий в снегах. «Да, там было по-другому. Там глаза знающие».