Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет

– Это я знаю. Но я когда-нибудь тебе предлагал?

Теперь она расслышала иронию.

– Не надо мне было ничего говорить, да?

– Наоборот, – ответил он. – Всегда говори.

Она рассмеялась:

– Я люблю тебя, Клерфэ. Что, после гонок все женщины такие же дуры, как я?

– Не помню уже. Это платье от Баленсиаги?

– Я тоже не помню уже.

Он придирчиво ощупал челюсть и плечо.

– К вечеру у меня будет не физиономия, а ягодный пудинг, да и плечо распухнет, как подушка. Поедем к Левалли, пока я еще могу рулить?

– Тебе разве не нужно вечером к капитану?

– Да нет. Это всего лишь вечеринка в отеле, победу будут праздновать.

– А ты не любишь праздновать победы?

– Одной победой больше – значит, в будущем одной меньше, – сказал он, чувствуя, как лицо уже потихоньку начинает заплывать. – Будешь сегодня вечером накладывать мне холодные компрессы и под это дело читать вслух главу из «Критики чистого разума»?

– Буду, – ответила Лилиан. – А потом, когда-нибудь, хочу съездить в Венецию.

– Зачем?

– Там нет ни гор, ни автомобилей.

14

Они еще две недели пробыли на Сицилии. Клерфэ залечивал плечо. Они проводили время то в запущенном саду, то у моря. Вилла Левалли казалась воздушной гондолой, парящей над временем и морем, что простирались внизу без начала и конца.

Следующая гонка предстояла Клерфэ только через пару недель.

– Останемся здесь? – спросил он. – Или отправимся обратно?

– Куда?

– В Париж. Или куда угодно. Когда не привязан к дому, можно ехать куда хочешь. Здесь скоро жара начнется.

– Что, весна уже кончилась?

– Здесь, на юге, да. Но можно взять «Джузеппе» и поехать вслед за весной. В Риме она только начинается.

– А когда она и там кончится?

Клерфэ усмехнулся:

– Тогда поедем за ней еще дальше, если захочешь. Она тогда наступит в Ломбардии на озерах. Потом двинемся за ней по пятам в Швейцарию, оттуда вниз по Рейну, пока не очутимся на приморских лугах Голландии, где всеми цветами радуги пестрят тюльпаны. И тогда кажется, будто время остановилось.

– Ты уже так ездил, да?

– Да, сто лет назад. До войны.

– С женщиной?

– Да, но совсем по-другому было.

– Это всегда совсем по-другому. Даже с одной и той же женщиной. Я не ревнива.

– А жаль. Мне бы хотелось.

– По-моему, если бы у тебя ничего не было в прошлом, начни ты мне рассказывать, что я у тебя первая женщина в жизни, это было бы ужасно.

– Ты и есть первая.

– Ну уж нет. Но если ради меня ты на некоторое время забудешь имена остальных – мне этого вполне достаточно.

– Так поехали?

Лилиан покачала головой:

– Пока еще нет. Пока что я не хочу внушать себе, будто время остановилось. Наоборот, хочу чувствовать время сполна, ни в чем не обманываясь. Это в санатории, в снежных застенках тамошних зим, время стояло. Зато не стояла я. Меня там швыряло, как об ледяную стену, то в одну сторону, то в другую.

– А теперь не швыряет?

Она поцеловала его.

– Теперь меня кружит. И пусть немного покружит еще. Как в танце.

Но потом вдруг ее охватило нетерпение и потянуло прочь. Это произошло внезапно – как-то сразу стало казаться, что она на Сицилии уже много месяцев. Это и были месяцы, думала она, по моим меркам – месяцы. Ведь у нее совсем другой счет времени. Между двумя днями всякий раз черной пропастью глубиной в недели зияла ночь, тоска и страх одиноких пробуждений. Она никогда не оставляла Клерфэ у себя на ночь. И не допускала, чтобы он видел ее по утрам, когда она просыпается. Он считал это просто капризом; а она просто не хотела, чтобы он слышал ее кашель.

Вот она и полетела в Рим, чтобы из Рима лететь дальше. Клерфэ вместе с Торриани поехал на «Джузеппе». Они условились встретиться в Париже.

Полдня она провела в Риме, бродя среди древних развалин. На следующий день до обеда просидела на солнышке за столиком перед кафе на Виа Венето. Вечером ей предстояло вылететь в Париж, но она все еще колебалась. Какая-то вдруг накатила томительная грусть, и не было этому невероятно сладостному чувству иной причины, кроме той единственной, последней, которая серебристой дымкой несбывшихся мечтаний подводит итоги любой жизни – бухгалтерский баланс не сходится тут никогда. На ночь она осталась в отеле и лишь на следующее утро отправилась в контору авиакомпании. В витрине перед входом ей бросился в глаза плакат с видом Венеции и тут же вспомнились собственные слова, сами собой пришедшие на ум в разговоре с Клерфэ на вилле у Левалли; недолго думая, она вошла и попросила переоформить билет на Венецию. Почему-то показалось: обязательно нужно там побывать прежде, чем в Париж возвращаться. Что-то надо прояснить, хоть она и сама толком не знает что; но до встречи с Клерфэ просто необходимо это сделать.

– Когда вылет? – поинтересовалась она.

– Через два часа.