Читаем Жизнь взаймы полностью

«Джузеппе» уже второй раз проехал мимо кафе, на этот раз он появился со стороны площади Эдмона Ростана. «Ирония, — подумала Лилиан, — это все, что у нас есть, и иногда она не лишена шарма, как например сейчас в высказывании Жерара». Она видела Клерфэ, который так внимательно разглядывал лица прохожих, что не замечал её всего с в десяти шагах.

— Что бы вы потребовали самое большое от жизни, если бы все ваши желания могли сбываться? — спросила она Жерара.

— Я хочу только то, что не сбудется во веки веков, — сходу ответил поэт.

Лилиан с благодарностью взглянула на него. — Тогда вам нечего больше пожелать, — сказала она. — Это у вас и так уже есть.

— Я хотел бы только, чтобы рядом была такая слушательница, как вы! — заявил Жерар с мрачной галантностью и отогнал художника, который закончил портрет Лилиан и устремился к их столику. — Чтобы была всегда. Вы понимаете меня!

— Дайте мне ваш рисунок, — сказал Клерфэ разочарованному художнику.

Он вошёл в кафе с заднего входа и сейчас неодобрительно разглядывал Жерара. — Убирайтесь, — заявил Жерар. — Разве вы не видите, что мы заняты? Нам, слава Богу, и без вас достаточно мешали. Гарсон, ещё два перно! И выкиньте этого господина вон!

— Три, — сказал Клерфэ, присаживаясь к столу. Художник продолжал стоять рядом с ним, красноречиво помалкивая. Клерфэ заплатил ему за рисунок. — Здесь очень мило, — сказал он, обращаясь к Лилиан. — Почему мы раньше сюда никогда не ходили?

— А кто вы, непрошенный незнакомец? — спросил Жерар, будучи всё ещё почти уверенным в том, что Клерфэ — не более, чем сутенер, который прибегает к обычным уловкам, чтобы познакомиться с Лилиан.

— Я директор сумасшедшего дома Сен-Жермен-де-Прэ, сын мой, а эта дама — одна из наших пациенток. Сегодня ей разрешили выйти в город. Что-нибудь уже натворила? Или я опоздал? Официант, уберите нож! И вилку тоже!

Любопытство поэта пересилило в Жераре его скептицизм. — В самом деле? — прошептал он. — Я всегда хотел.

— Не шепчите, можете говорить громко, — прервал его Клерфэ. — Больной нравится её положение. Полная безнаказанность. Никакие законы на неё не распространяются. Даже если она убьёт кого-нибудь, будет оправдана.

Лилиан рассмеялась. — Всё как раз наоборот, — сказала она, обращаясь к Жерару.

— Этот человек — мой бывший муж. Это он убежал из психушки. Для его диагноза типично то, что сумасшедшей он считает меня.

Поэт не был полным дурак. Кроме того, он был француз. Уяснив ситуацию, он поднялся из-за стола с очаровательной улыбкой. — Некоторые люди уходят слишком поздно, а некоторые — слишком рано, — заявил он. — Уходи вовремя — как сказал Заратустра. Мадам, завтра для вас я оставлю у официанта моё стихотворение.

* * *

— Хорошо, что ты пришел, — сказала Лилиан. — Если бы я легла спать, то не увидела бы всего этого. Не увидела бы этого зеленого света, не познала бы, как сладко бунтует кровь. И не увидела бы этой болотной трясины и ласточек над ней.

Клерфэ согласно кивнул. — Прости меня. Но иногда мне за тобой просто не угнаться. За несколько часов ты успеваешь так много, что другим на это требуются годы; ты похожа на волшебное растение в руках факира, которое всего за несколько минут успевает вырасти и расцвести.

«… и умереть», — подумала Лилиан. — Мне по-другому нельзя, Клерфэ, — сказала она, — мне многое надо наверстать. Поэтому я такая поверхностная. А для мудрых мыслей у меня будет вдоволь времени попозже.

Он взял её руку и поцеловал. — Я полный дурак. И с каждым днем становлюсь всё глупее. Но лично я не против. Мне так нравиться. Главное для меня, чтобы ты была рядом. Я тебя очень люблю.

Перед кафе внезапно разразился какой-то громкий спор. Через пару секунд там появился полицейский, на тротуаре стояло несколько алжирцев, размахивавших руками, какая-то девушка громко ругалась, с криком пробегали продавцы газет.

— Идём, — сказала Лилиан. — У меня в номере ещё осталось вино.

<p>Глава 17</p>

— Когда же вы мне их пришлёте? — спросила Лилиан.

Продавщица в салоне мод Баленсиаги улыбнулась. — Сразу же, как только справимся.

— Через неделю?

— Через две. Это довольно сложный фасон. Быстрее мы не управимся. А начнём прямо сегодня. — Продавщица записала мерку. — А вы ещё немного похудели, мадам.

— Что правда — то правда. Могу делать, что хочу, и не толстею.

— Вы счастливица!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века