Губернатору Слепцову и председателю совещания Алисову объявили выговор за то, что допустили вольные речи, смысл которых сводился к одному – «так жить нельзя». В знак протеста против выговора губернатор подал в отставку; Алисов, вся «революционность» которого сводилась к протесту против телесных наказаний, призывал всех собравшихся не таить в себе накопившихся чувств и высказывать откровенно, делиться своими нуждами, планами, предложениями. И вот такой разгром… Оскорбленный после выговора Алисов, как дворянин и кирасир в прошлом, бросился в Крым, к Плеве, чтобы вызвать его на дуэль. Но к Плеве дальше передней его не пустили. Об этом эпизоде в общественной жизни много тогда говорили, все были возмущены хамством и бесцеремонностью Плеве и его помощников. Плеве называли выскочкой, временщиком, а Витте – провокатором: ведь именно он затеял это совещание в Воронеже.
И вот убийство Плеве… А год тому назад в трех уездах Харьковской губернии поднялись крестьяне со своими требованиями, но эти аграрные волнения были подавлены губернатором стрельбой, нагайками, розгами. Тогда же были убиты Боголепов и Сипягин, царские министры.
И Горький тогда еще говорил, что чем враждебнее будет правительство относиться к своим согражданам, в чем-то не согласным с их действиями, тем ожесточеннее будет сопротивление. Так оно и получилось. Происходили какие-то тайные земские съезды, на которых вырабатывались какие-то таинственные резолюции. Увеличивалось количество подпольных организаций, ставивших перед своими членами террористические цели и задачи. Многих из них выловили, уничтожили, но это не испугало подпольщиков. И в начале 1904 года Каляев в Кремле средь бела дня убил дядю царя, великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора Москвы. Да, великий князь не пользовался в Москве уважением, более того, поговаривали об оргиях, которые он устраивал, о самодурстве, о половых извращениях, из-за которых якобы оставила его жена, навестившая, кстати, Каляева в тюрьме, в знак благодарности, как шутили беспардонные шутники, но почему люди возлагают на себя право быть судьями над другими людьми… Да, и Плеве, может, был не самым умным и справедливым царским чиновником, но почему его надо убивать… Конечно, Горький не раз говорил, что русская революция будет пострашнее всех прежних революций, это будет такой ураган, по его словам, который многое просто сметет и немногие уцелеют. Подобные предсказания не нравились Шаляпину. У него дети…
Что же происходит в России? Почему зашаталась великая держава? Развязанная Японией война унесла много жизней, а либералы и радикалы посмеиваются над патриотическими статьями в «Новом времени», дескать, Суворин и во время русско-турецкой войны четверть века тому назад пел все те же возвышенные песни. А ведь Суворин всего лишь призывает общество к тому, чтобы оно было внимательнее к солдатам и офицерам, которые на Дальнем Востоке защищают честь России, защищают железную дорогу, с большими жертвами построенную в Маньчжурии русским народом, на деньги русских налогоплательщиков.
Почему для Михаила Васильевича Нестерова 1904 год, по его словам, – год несчастий и всяческих бед, война с Японией, гибель кораблей, гибель Макарова и Верещагина, даровитейшего и благородного адмирала и славного художника, а старший врач «Петропавловска» просто был другом его юности. Почему Нестеров испытывает неизъяснимый ужас при известии об этом трагическом событии, нечто страшное входит в его сознание. Судьба посылает ужасные переживания России. И в связи с этим Нестеров отказывается от персональной выставки: «Война – дело серьезное, и не нам, художникам, теперь занимать собою внимание общества, да еще с такой выставкой, как предполагаемая моя, хотя и серьезная, но в то же время нарядная по внешности, по убранству своему, а у России – много и слез, и отчаяния, и самого тяжкого горя…»
Так думал, размышлял, переживал это время художник Нестеров. Так думало и высказывалось большинство тех, с кем приходилось общаться Федору Шаляпину.
Одновременно с этими вполне ясными, естественными и непонятными чувствами и переживаниями высказывались и такие мысли и суждения, которые резко осуждали войну с Японией, относили ее к захватническим, а потому не выражали никакого сочувствия ни царскому правительству, ни гибнущим на Дальнем Востоке…