Жизнь Шаляпина. Триумф

Возможно, читателю станут яснее противоречия Федора Ивановича, если я приведу здесь письмо Нестерова А.А. Турыгину от 22 января: «…Огромный же успех имел и Шаляпин в «Демоне», великолепно звучавший голос, грим и костюм по Врубелю, декорации Кости Коровина, все это привело Москву (была вся Москва, ложи были по 400 р.) в восторг. Но я сильно устал и не мог воспринять всего, что дал этот удивительный художник, настолько устал, что не мог воспользоваться приглашением поужинать у него после бенефиса в обществе г.г. Дорошевичей, Ленек Андреевых, Скитальцев…»

Нестеров, отказываясь от приглашения поужинать в компании друзей Шаляпина и отметить успех его бенефиса, сослался, конечно, на усталость, но, оказывается, причина была в ином – в неприятии тех, чьи имена были у всех на устах, тех, кого возносили до небес, хотя и критиковали порой беспощадно.

На следующий день после бенефиса, 17 января, едва отдохнув после ночного кутежа, Федор Иванович и Иола Игнатьевна пошли в Художественный театр смотреть «Вишневый сад».

Чехова не было. Объяснили, что Антон Павлович опасается провала. И добавили, что придется все равно его вызывать в театр, потому что впервые Чехов в Москве, когда идет премьера его пьесы, и театр решил устроить чествование любимого драматурга, давшего возможность поставить столько прекрасных спектаклей по его пьесам.

Шаляпину редко выпадало счастье быть зрителем и смотреть любимых актеров, которые давно уже стали его друзьями. Ваня Москвин играл забавного Епиходова, играл остро, с юмором, чуть ли не все фразы, произнесенные им, вызывали смех или улыбку, так чудесно становилось на душе. Ничего похожего на Луку из «На дне», совсем другая человеческая особь, а столь же талантливо воплощенная. Станиславский, Ольга Книппер, Качалов… Сколько замечательных друзей у него, Федора Шаляпина, и как талантливо они играют трогательную пьесу о жизни старого отживающего дворянства, с его патриархальным укладом, с вишневым садом, непрактичностью и беззаботностью хозяев и преданностью слуг… Нет, Шаляпину незнакома эта жизнь, сумбурная и непрактичная, но слезы грусти наворачиваются на его глаза при виде этих бестолковых добряков, не знающих и не догадывающихся о своем близком конце.

В антракте Немирович-Данченко послал Чехову письмо, успокоил его и пригласил в театр.

Потом чествовали автора. По словам очевидцев, это носило «характер триумфа». Подносили, как обычно, адреса, произносили речи. Даже случайные ораторы из публики могли выйти на сцену и поблагодарить автора за то наслаждение, которое они испытывают на спектаклях по его пьесам. «Один из профессоров стал читать адрес, начинающийся так, как начиналась речь Гаева, обращенная к шкафу-юбиляру». На измученном лице Чехова появилась улыбка при этих словах. «Овации чрезвычайно утомили Чехова».

После спектакля все приглашенные пошли на ужин. Шаляпин подошел к Антону Павловичу как раз в тот момент, когда Горький дарил ему свою фотографию с надписью: «Антону Чехову А. Пешков. Января 17. 1904». А вручая, сказал:

– Вы, Антон Павлович, дали красивую лирику, а потом вдруг звякнули со всего размаха топором по корневищам: к черту старую жизнь! Теперь я уверен, ваша следующая пьеса будет революционная.

– Может быть, но не в том смысле, как вы думаете. Я задумал… Но не буду, Алексей Максимович, опережать события. Пока я собираюсь за границу. Надо подлечиться… Ну что ж, спасибо за карточку, а теперь пойдемте к столу.

Начались заздравные тосты.

Шаляпин, когда очередь дошла до него, сказал:

– Господа! Говорят, у человек пять чувств: слух, зрение, вкус, обоняние, осязание. Это неправда. У человека еще есть одно чувство – пошлость. И сильное чувство! Человек смотрит и видит не то, что слышит его ухо, а то, что слышит его пошлость. Пусть вокруг самые лучшие произведения искусства, пусть вокруг раздаются самые лучшие слова – он воспримет это все своей пошлостью, и все это передается его уму опошленное. Даже там, где нет ничего пошлого, он увидит пошлое, так сильно это чувство, которое он видит и слышит! И во всем-то найдет человек себе пошлость. И одной сплошной пошлостью сделает всю жизнь свою. Никто так ясно не открывал в человеке этого шестого могучего чувства, как Антон Павлович. Никто с такой жалостью к человеку не обрисовал этого чувства, как он. Так выпьем за этого гениального человека, много открывшего в человеке и показавшего его таким, каков он есть в нашем мире.

Всем нам представляется каждый день не таким уж счастливым, как бы нам всем тоже хотелось бы его видеть. Здоровья вам, дорогой и милый Антон Павлович!

19 января отправил письмо Валентину Серову: «Сейчас д-р Трояновский сказал мне о твоем желании слышать меня в «Демоне». Дорогой друг мой, если бы ты знал, как я счастлив, как я счастлив! Слава богам, ты здоров. Иди, пожалуйста, в ложу бельэтажа с левой стороны, номер 5. Там будут сидеть: Немирович-Данченко с женой, Максим Горький с женой и некий Пятницкий. Они все будут предупреждены об этом и будут крайне счастливы тебя видеть в своей компании».