Жизнь после смерти. 8 + 8

В ее словах был резон, лица родственников тотчас стали менее напряженными, глаза уставились на дату на надгробной плите, словно эти несколько чисел, высеченные восемь лет назад, обрели новый смысл. Тусклые, серо-белые иероглифы были выполнены каллиграфическим почерком по образцу вэйских надписей[40]. Взгляды людей безрадостно блуждали по надгробной плите. Восемь лет — действительно дистанция за пределами видимости, слишком далеко, чтобы что-нибудь четко рассмотреть.

***

Перед тем как покинуть кладбище, каждый подошел к надгробной плите попрощаться с дедом. Это правило установила бабушка, мол, приходим раз в год, можно сказать деду несколько слов.

Небо прояснилось — смог в пригороде менее густой по сравнению с городом. Солнце осветило широкое, но уже плотно заполненное могилами кладбище, ровные прямоугольники участков, установленные на них надгробные плиты с высеченными именами далеких и не так давно почивших предков и ныне живущих потомков, а затем и вечнозеленые кипарисы, отделяющие одну могилу от другой, а потом и их маленькую семейную группу. Фу Ма обратил внимание, что его мать и обе тети сделали аккуратный макияж и одежду выбрали правильную соответственно случаю, но в лучах солнечного света и женщины, и мужчины здесь и сейчас выглядели старыми, дряхлыми, беспомощными стариками и старухами.

Мама опустила веки, на ресницах подрагивали кусочки туши: «Па, твой старший сын снова улетел за границу, я так боюсь этих авиаперелетов, ты уж возьми его под свою защиту, позаботься о его безопасности. И обо всей нашей семье позаботься, пошли всем здоровья и благополучия. Да, еще не забудь о моем маленьком бизнесе, ты же знаешь, мне нашей маме надо долг вернуть…» Она никак не могла остановить поток слов, совсем как за столом во время семейного ужина. Фу Ма легонечко ткнул ее в бок.

Муж старшей тети, прочистив горло, был лаконичен: «Твоя любимица Инъин в этом году устраивается на работу, так что не беспокойся». Старшая тетя, оттеснив мужа, поспешно дополнила: «Отец, я знаю, ты не оставишь Инъин без своего покровительства, у нее сегодня очень важное собеседование, это иностранное предприятие, говорят только на английском».

Муж младшей тети сложил пальцы в замок, как при молитве: «Здоровья крепкого, крепкое здоровье — самое главное. Внучок твой — семи пядей во лбу, в следующем году будет поступать в заграничный вуз, ты только помоги ему проявить себя наилучшим образом на экзамене, и этого будет достаточно», — интонацией голоса дядя явно намекал на скромность своих желаний, словно он не хочет просить слишком о многом, потому что боится затруднить деда.

«Па! Я сегодня столько ларьков обегала, везде одни лишь импортные бананы, а твоих любимых сахарных мини почему-то нигде нет, я несколько переулков вдоль и поперек исходила, еле-еле отыскала, а продавец знаешь как меня назвал? “Мамаша!” Представь себе, к твоей младшей дочке все теперь обращаются “мамаша”!..» Слушая младшую тетю, Фу Ма едва не прыснул от смеха, но вдруг увидел, что она плачет. Ее муж стоял неподвижно с непроницаемым лицом. После того инцидента с изменой, супруги больше не жили вместе. А ведь какая любовь была! Фу Ма вдруг вспомнил, как они вызвались отвести его в зоопарк, а сами всю дорогу про него забывали, только и знали, что обнимались и целовались в укромном уголке за вольерой с жирафами. Сколько воды с тех пор утекло, а картинка яркая, четкая, словно перед глазами.

Младший дядя, помявшись, стрельнул у Фу Ма сигарету, не разжимая губ, несколько раз затянулся, потом почтительно положил к подножию надгробной плиты, пригнул голову к плите и зашевелил губами, словно что-то шептал деду на ухо. Никто не смог расслышать его просьбы, включая самого деда, — еще за два года до смерти старик в одночасье оглох, хоть из пушки пали — реакции ноль.

Когда пришел черед Фу Ма, у него, как обычно, язык прилип к небу и слова застряли в горле. Он никак не мог привыкнуть к этой церемонии — как будто после смерти дед и не дед вовсе, а всемогущественный бодхисаттва, от покровительства которого зависит все — здоровье, работа, успех. Стоявшая рядом мать Фу Ма задергалась, принялась вместо сына просить деда: «Видишь, какой он рохля! Прошу тебя как главу семьи, позаботься о его женитьбе!»

Бабушка прощалась в последнюю очередь. Она осталась на могиле одна, говорила с дедом несколько минут. Когда садилась в машину, выражение лица было загадочно-непроницаемым, но умиротворенно-спокойным.

***

Хотя на часах всего одиннадцать пополудни, вся семья, как заведено, направилась на семейный обед в тот ресторан, куда они ходили из года в год — здесь муж старшей тети мог оплатить счет, а потом получить в своей организации компенсацию всех своих затрат.