Жизнь после смерти. 8 + 8

Честно говоря, я часто чувствую себя одиноким и испытываю по этому поводу радость. Много лет назад мне все время хотелось забуриться в людскую массу; завязывались тесные отношения, однако выходило все так же, как и с домашними животными, — я не могу изменить себя, и они не могут изменить себя, я не переношу мельтешения, а они скачут как блохи, — это очень напрягало, и мы в конце концов расставались. Писать рассказы — вот это совсем другой разговор, мои персонажи, может быть, тоже меня достают, чувствую, что с ними трудно ужиться, однако все-таки я их создал, поэтому им остается только смириться со своей судьбой. Я создаю этот мир, прокладывая кровеносные сосуды, насаждая волосы[60], и почтительно преподношу его читателю, только благодаря этому другие люди узнают про меня и смогут немного меня понять, хотя на самом деле они от меня далеко, все мельчайшие частицы моего мира в моих руках, я бы хотел выпустить этих заключенных на волю, но за все надо платить — нельзя же допустить, чтобы все завершилось вместе с моей жизнью. Шопенгауэр[61] сказал, что мы живем потому, что хотим избежать смерти, и идем, чтобы избежать падения, наверное, в этом смысл.

Я выкурил несколько сигарет, вспоминая парнишку. На свете многие слишком высокого о себе мнения, некоторые забавны, а другие вызывают тоску, про этого парня не скажешь, что он вызывает тоску — пишет неплохо, и вкус не слишком испорченный. Родился в нашу эпоху, живет в Пекине, ничего удивительного в том, что он взрастил в себе порок самовлюбленности. Я в его годы простодушно думал прожить жизнь нормальным человеком, водил свою собаку на осмотр к врачу, торопливо пытаясь доказать наличие чувства сострадания, доказать, что я порядочный человек, обманывая самого себя, что ни при каких обстоятельствах не брошу ее, говоря ей, что завтра я поведу ее на прогулку, на самом деле понимая, что не встану завтра так рано.

Открывая почту, полдня потратил на поиски пароля, оказывается, это номер маминого городского телефона, который был у нее много лет назад. Самое верхнее письмо оказалось от одной студентки университета, которая уезжала в командировку в город С. и велела мне пригласить ее на ужин — три года назад. Я, конечно, не заметил этого письма, а она не умерла с голоду, так что никто не совершил ошибку. Самое свежее письмо пришло пять минут назад, никаких приветствий и любезностей не было, сразу началось повествование:

«Дорогой путешественник, я спою тебе песню, ее слова давно затерялись, но мелодия пришла из глубины древности, я произвольно придумал слова, отнесись к ним всего лишь как к развлечению.

…Я плотник — эх! У меня три топора.

Кроме трех топоров у меня еще есть ребенок.

Его мама рано умерла.

Каждый год я приношу цветы на могилу.

Ребенок стал девушкой.

Извивы локонов достигают моего плеча.

У того, кто намерен полюбить ее, нет нужды в моем согласии.

Достаточно петь песни так же трогательно, как я.

И владеть топором лучше меня.

Или налить мне пиалку самогона.

И я поведаю тебе обо всех мечтах моей дочери.

Убийца, спрятав нож за пазухой, сказал:

— Коли так, я бы посмотрел на твою дочь.

— Моя дочь простудилась и отстала от меня, наверно, только в полночь приедет на постоялый двор, — отвечает мужчина.

— А вдруг подоспеют твои сподручные?

— Я в бегах уже несколько десятков лет, у меня давно нет друзей. Чтобы завести друзей, надо задержаться в каком-то одном месте, а не двигаться все время по дороге.

— Почему бы мне сейчас не убить тебя, а потом дождаться, когда твоя дочь придет и увести ее?

— Дождись ее, я напишу официальный документ, недвусмысленно подтверждающий, что я передаю ее на твое попечение, и всю последующую жизнь у тебя не будет проблем.

— Так когда же мне тебя убить? Дождаться прихода твоей дочери? А она разве не возненавидит меня навсегда?

— Я могу сам покончить с собой, яд уже приготовлен, здесь передо мной, в этой пиалке с самогоном. А ты в свое время похоронишь меня на обочине, не пиши мое имя, вернись на постоялый двор, вымой руки чистой водой и уводи ее.

Убийца скрестил руки и положил их на колени:

— Твоя дочь, какая она из себя? Толстая или худая? Глаза большие или маленькие?

— Глаза голубые.

— С чего это они голубые? У ее матери глаза были какого цвета?

— У ее матери, как и у меня, глаза были черные. Ты ее не видел?

— Нет, не видел.

— У нее были черные глаза, черные, как уголь, и сверкающие, как звезды, всякий раз, когда вспоминаю ее черные зрачки на белом лице, вижу перед собой игральные кости.

— Тогда почему у твоей дочери голубые глаза?

— Я и сам не знаю. Она родилась такой, и к тому же у нее кожа белая, как молоко, волосы вьются мелкими завитушками, и, пока она росла, глаза год за годом голубели, кожа белела, а волосы завивались все больше и больше.