Жизнь после смерти. 8 + 8

Я не заметил этого парнишку, когда выходил из книжного магазина. Я понял, что иду не один, через два перекрестка, когда он внезапно выпрыгнул передо мной на оживленном тротуаре. Только что на лекции я ошибся с датой смерти Достоевского. Если уж выбирать между Достоевским и Толстым, то мне никогда не казалось, что Достоевский, с его длинным именем[51], лучше Толстого с коротким. Толстой — это писатель, которого я всегда тайком перечитываю вновь и вновь. Между тем на каждой лекции, упоминая Достоевского, я ничего не говорю о Толстом. Во-первых, о многом можно рассказать: об амнистии перед казнью, о сверхчеловеке, который многократно терпел поражения и вновь вставал на ноги, о том, как ему на склоне лет помогала решительная женщина, и о том, что всегда надо продолжать беседы с Богом[52], всегда нести ответственность. Во-вторых, это вовсе не утомительно, ведь не надо размышлять по-настоящему. Можно выбрать точку зрения другого человека. У Андре Жида было семь лекций[53], но последователи выявили их еще больше. А вот восприятие Толстого требует определенной подготовки, потому что кажется, что у него почти нет своего стиля. Как говорится «крыса съела слона»[54] — негде подступиться. Достоевский, напротив, похож на островок, с четырех сторон окруженный водами, которые его растягивают, охраняют, разбавляют и удерживают в плену. Пусти лодку в отрытое море, и она исчезнет в мгновение ока. Тротуары в Пекине часто напоминают джунгли. Вспыхнет поворотник, и сначала одна машина бросается в поворот, затем еще и еще, следом прожужжит электрический скутер с инвалидом. Пешеходу следует затаиться, в первую очередь заботиться о своей безопасности, и только потом переходить дорогу. Перед тем как парнишка выпрыгнул передо мной, я как раз вспоминал точную дату смерти Достоевского с его длинным именем: «Ноябрь? Нет, февраль, зима, непрерывно падает снег (ах да! стаканчик для ручек и карандашей, стаканчик упал на пол, он хотел поставить его в шкаф из орехового дерева, что привело к разрыву кровеносного сосуда; а какой, в конце концов, из себя был стаканчик?)» — и одновременно уворачивался от мопеда, словно выскользнувшего у меня из-под мышки.

— У меня есть вопрос, — сказал он.

— Ты все время следовал за мной? — спросил я.

Он ответил:

— Нет, я не все время следовал за тобой, я последовал за тобой, когда ты закончил свое выступление. Ты закурил сигарету «Южное море», сплюнул и пошел не слишком естественной походкой — одно плечо выше другого. Так можно обувь быстро испортить.

Заметив, что сигнал светофора вот-вот изменится, я быстро пошел вперед, а он, увидев, что я двинулся, попятился передо мной, мы шли так, словно я толкал тачку. Я спросил:

— Какой у тебя вопрос? Можно было просто спросить в книжном магазине, мне показалось, что все закончилось, я не видел, чтобы ты поднимал руку.

— Я не заходил в книжный магазин, я ждал тебя снаружи. Все, что ты говорил в книжном магазине, — это ложь.

Я остановился на краю улицы и внимательно посмотрел на него. Чуть постарше двадцати лет, примерно метр семьдесят пять, очень худой, волосы длинные, черные, рассыпавшиеся на лбу. За спиной белый рюкзак с изображением гармошки. Приглядевшись внимательнее, понял, что это нарисованы два ребра. На ногах белые матерчатые тапочки, хотя уже глубокая осень, октябрь. Да еще и с закатанными штанинами. Две лодыжки были до того худые, что казались барабанными палочками.

— Ну, что у тебя за вопрос?

— Почему, столь много раз читая свои лекции, ты не упомянул меня?

— А почему я должен упоминать тебя?

— Потому что я писатель гораздо лучше, чем ты.

— Как вас зовут?

— Я бы сказал, да ты все равно не знаешь.

Внезапный порыв ветра пронесся между нами.

— Не в обиду будет сказано, я не в первый раз встречаю людей, похожих на тебя. Конечно, возможно, что ты — некто особенный, а не пациент какой-нибудь. Но даже если это так, то тебе, чтобы подтвердить, что ты писатель лучше меня, я, вообще-то, не нужен. Величие Достоевского не зависит от какого-то конкретного человека.

Он ответил:

— Ты учился у Толстого, хотя это — всего лишь видимость. Повторяю, я не из тех, кто хочет получить у тебя автограф, и не из тех, кто от крайней степени скуки приходит в книжный магазин, чтобы заморочить голову какой-нибудь глупой читательнице и скоротать вечер за чашкой кофе. Я писатель лучше, чем ты, и надеюсь, что ты это признаешь.

— Ты опубликовал что-нибудь?

— Нет, я же еще не написал.

— Классно! Мне сейчас надо вернуться домой и поужинать. Если, видишь ли, я писатель, то после еды я должен работать. Если ты с этим согласен, то прошу и тебя вернуться домой и написать вещь получше, чем мои. Будем работать каждый по отдельности, идет?

Он вынул из рюкзака тетрадь.

— Заметано! Дай мне адрес электронной почты. Я закончу и тебе пришлю. Не забудь: если тебе понравится, обязательно сообщи мне.