Жизнь после смерти. 8 + 8

Тетрадь была сплошь испещрена иероглифами, но были и рисунки. На пустом месте я записал адрес своей электронной почты, не часто используемый. Внимательно пробежав тетрадь глазами, я заметил, что это, должно быть, какой-то перевод «Сердца тьмы» Конрада, написанный очень мелкими каллиграфическими иероглифами: «Мне было известно, что этому человеку поручено делать кирпичи, но на станции вы бы не нашли ни кусочка кирпича, а он провел здесь больше года… в ожидании. Кажется, для выделки кирпичей ему чего-то не хватало — не знаю, чего… быть может, соломы. Во всяком случае, этого материала нельзя было здесь достать, и вряд ли его собирались прислать из Европы; таким образом, я не мог себе уяснить, чего, собственно, он ждет…»[55]. Рисунки немного не соответствовали содержанию, что-то из греческой мифологии или не знаю из каких древних мифов. Там была двухголовая женщина и огромный дракон, с нежностью глядящий на младенца. Я вернул тетрадку и спросил:

— Зачем я тебе? Есть ведь писатели и покруче меня, поищи в интернете.

— Шервуд Андерсон[56] и Фолкнер[57], кто из них круче?

— Должно быть Фолкнер.

— Но ведь Андерсен пробудил Фолкнера. Аналогично некоторые твои вещи пробудили меня. Причина, по которой я подошел к тебе, заключается в том, что ты пишешь лучше меня. А кроме того, ты ведешь колонку с аналитическими статьями, а значит, можешь писать критические работы, можешь считаться литературным критиком. Надеюсь, что в своей аналитической колонке ты разберешь мой рассказ.

— Надо все тщательно обдумать, посмотрим.

— Завтра утром проверь электронную почту.

Я не повернулся взглянуть на него, ведь он мне напомнил, что надо написать что-то в критическую колонку, а завтра сдать черновик статьи.

Текст колонки не похож на пустую трескотню, поэтому я и люблю их писать. Кто-то, прочтя ее, может успокоиться, о чем-то задуматься. Ее пишут неизбитыми фразами, хотя в какой-то степени фальшивыми.

Неподалеку у дороги лежал спящий нищий, укрытый толстым-претолстым одеялом, на его чересчур большой черной черепушке выросла красная опухоль. Желтый лист упал возле него, словно кто-то возложил к нему цветы. Я, проходя мимо, бросил монетку. Нищий не шевельнулся, он спал мертвым сном, не знаю, может, у него одеяло с электрическим обогревом. Я немного прихрамываю, оттого что в детстве мне повредили лодыжку, делая подкат во время игры в футбол. Чтобы скрыть это, я и другой ногой вовсю стараюсь двигаться похоже, поэтому наступаю всей подошвой, так что боковые части обуви чиркают по земле. Кроме того, каждый раз, собираясь что-нибудь написать, я ищу способ совершить добрый поступок, но это должно остаться тайной для других.

На первом этаже дома, в котором я живу, расположен модный супермаркет, он специализируется на импортных продуктах, которые в основном покупают китайцы. Я купил две бутылки корейского молока, коробку американского печенья и дюжину банок немецкого пива.

У меня есть кот по кличке У Сун[58]. Не скажу, что он домашний, скорее он у меня харчуется — друг уехал за рубеж и насильно мне его втиснул. У меня когда-то была собака, один месяц. Поскольку я не люблю выходить из дому, она мучительно металась по квартире, и у нее начался кашель, после месяца лечения я отдал ее одному тренеру по физкультурным занятиям на открытом воздухе. Потом ко мне привязалась одна кошка из нашего района, с черной блестящей шерстью, пухлая и крепкая. Я пригласил ее пожить у меня, кто же мог ожидать, что у нее окажутся блохи? Чуть не до смерти закусали, пришлось выкинуть ее на улицу. Этого У Суна сначала звали не У Сун, а Генрих II. Другу пришла в голову блажь купить его в зоомагазине. Порода — экзот, как кот Гарфилд[59], четыре месяца, весь желтый, глаза большие, морда плоская, страстно любит чихать, за день должен чихнуть несколько десятков раз. Может есть, а может гадить, к тому же главным образом на софу. Битье, запугивание, разбрызгивание медикаментов — все напрасно. Я проверил в интернете, в чем же, в конце концов, дело? Единственный заслуживающий доверия ответ состоит в том, что этот кот — идиот. Или, иначе говоря, когда я понял, что у него проблемы с умственными способностями, то вспомнил, что этот кот, с тех пор как попал в мое жилище, не издал ни одного звука. Бьешь — молчит, бьешь сильно — скалит зубы, только всю шерсть в дерьме вываляешь. Оказалось, немой. Осознав это, я больше не злился и стал относиться к нему соответственно.

Войдя в дом, я собрал кошачье дерьмо, наполнил миску кормом, заварил чай, вскрыл пакет с печеньем и начал корпеть над аналитической колонкой. Прокорпел три часа, выпил пять-шесть чашек чая и съел подчистую печенье. Не написал ни одного иероглифа.