Жизнь побеждает

Может быть, представитель американской прессы понимал русский язык или выражение лица Заболотного делало перевод излишним, во всяком случае маленький человек попятился, почему-то на ходу снимая шляпу и кланяясь. Потом повернулся и скрылся за углом.

Казалось, стало светлее, и город выглядит во много раз лучше, чем несколько секунд назад. Заболотный шагал по широким, прямым улицам. Ограда, покрытая желтыми фаянсовыми изразцами, окружала древний дворец маньчжурских императоров. Кое-где изразцы были выбиты пулями. Незаде- ланные проломы в стенах соседних зданий и следы пожарищ напоминали о войнах, прошумевших над этим городом. Теперь чума кралась к городским воротам.

Заболотному хотелось забыть о корреспонденте, но встреча не выходила из головы. Были в истории науки люди, которых Заболотный горячо любил, и другие, ненавидимые и презираемые всем сердцем. «Высоконравственный священник» из аристократического прихода Серри, сытый ханжа, советующий беднякам умирать от голода и болезней, так как это нравственно и необходимо, стоял среди ненавидимых на первом месте.

— Томас Роберт Мальтус... — вполголоса бормотал Заболотный. — И ведь как имя-то это произнес, точно это господь бог или святая дева Мария...

Улицы становились уже. Ремесленники одного цеха селились рядом друг с другом. Улица медников переходила в другую — улицу шорников. По улице красильщиков перед каждым домом виднелись длинные шесты. Сохнущие на них фиолетовые, черные, синие и серые полотнища развевались на ветру и казались флагами неизвестных государств. Пожалуй, самой короткой была улица ювелиров, а самой длинной и оживленной — гробовщиков.

Встреча с американским корреспондентом не прошла даром. Заболотный теперь заново, как бы набело, продумывал события и впечатления сегодняшнего дня.

Утром, на заседании конференции, кто-то из делегатов во время выступления Заболотного бросил реплику:

— Прежде всего — осторожность, разумная осторожность в выводах.

Была ли это только осторожность?

Ближе к окраинам архитектура города становилась разнообразнее. Появились здания с плоскими крышами — такие строят в Монголии, где ураган может сорвать обычную двускатную крышу. В ямах, откуда брали глину для построек, образовались пруды с густой темнобурой водой. Следы пожарищ и заколоченные лавки виднелись здесь чаще, чем в центре, — следы, которые настойчиво напоминали об истории города.

В 1840 году английские солдаты были посланы в далекую страну, чтобы заставить китайцев покупать опиум у Ост-Индской компании. В историю эта позорная экспедиция вошла под названием первой опиумной войны. В 1856 году, когда китайцы задержали «Arrow» — английское каботажное судно с грузом контрабандного опиума, — англичане послали новую карательную экспедицию в Китай. Так началась вторая опиумная война. Опиум для Китая — не менее страшное бедствие, чем чума. Раньше Заболотному никогда не приходило в голову, что можно чем-то, кроме соображений чистой наживы, попытаться оправдать эти грабительские войны. Люди не хотят отравляться опиумом — надо заставить их сделаться наркоманами, потому что это выгодно и приносит верный доход. Убийцы из Ост-Индской компании имели защитников — армию Британии: опиум сокращает продолжительность человеческой жизни, но приносит доход, поэтому следует убивать во имя широкого распространения опиума.

До сих пор для Заболотного Англия Ост-Индской компании и английская наука отделялись друг от друга непроницаемой стеной. Теперь становилось ясным, что, кроме науки Гарвея и Дженнера, существовала и другая — мальтусовская. Ее, эг} мальтусовскую науку, распространяли сотни и тысячи проповедников, вроде маленького человечка, пишущего для десяти миллионов читателей Америки. Она пропитана отравой, и все чаще за старыми, благородными словами о борьбе за человеческие жизни можно было расслышать почти неприкрытое равнодушие к человеческой жизни, нежелание бороться за нее, почувствовать то исчезновение цели, без которой наука превращается в жалкую пародию на науку.

Может быть, не только «разумная осторожность» скрывалась за половинчатыми, неопределенными решениями международной противочумной конференции?

Мысли были грустные. Впрочем, они сразу же сменились другими: там, на московском чумном пункте, в его коллективе не было ни одного человека, который был бы заражен мальтузианством. Очень маленький отряд, но зато каждому человеку можно верить, как самому себе, а это в нынешних обстоятельствах самое главное.

...В Харбин, на московский чумной пункт, Заболотный приехал поздно вечером. Его, видимо, ожидали, потому что, несмотря на поздний час, никто не спал.

Сели за общий стол. Доктор Паллон скрылась на минутку и, возвратившись, с торжеством поставила на стол бутылку вина. Оно было темнокрасное и оставляло на дне бокалов почти черный осадок.

— За победу!—предложил тост Илья Мамантов.