Жизнь побеждает

Вино было терпкое и кислое, но по особому свойству этого напитка, которое проявляется не всегда и не для всех людей, оно напомнило каждому самое лучшее: одним — Петербург, студенческий дружеский стол, другим — южное солнце, лица близких. Оно согрело всех, кто со стаканом в руке стоял около стола, и сделало до предела ощутимыми нити, соединяющие маленький отряд русских людей с великим народом, пославшим его сюда на помощь другому великому народу.

— За победу? — переспросил Заболотный. — Ну, на победу это было не очень похоже, хлопчики. Совсем не похоже. А впрочем, военные люди говорят, что потерять плохих союзников— половина дела. Да и какие это союзники! Во всяком случае, и то хорошо, что теперь мы знаем, что победа зависит только от нас, и я сейчас твердо, тверже чем когда-либо, верю, что мы скоро ее увидим. Следовательно, тост правильный и вино выпито недаром.

У себя в комнате Заболотный нашел целую пачку писем, накопившихся за эти дни. Он узнал знакомый почерк Высоко- вича и быстро вскрыл жесткий синий конверт. Было очень тяжело читать строки, из которых явствовало, что старый товарищ по бомбейской эпидемии решительно поддержал скептиков.

«Ничем не доказано, что тарабаганы заболевают человеческой чумой», писал Высокович своим решительным крупным почерком.

Заболотный несколько раз перечитал эту фразу.

«Союзников, вроде тех, с мукденской конференции, терять не очень-то жалко, — думал Заболотный, — а вот друзей... Что ж, иной раз, видно, приходится и с другом разойтись на перекрестке, на крутом повороте».

Неожиданно в спор ученых вмешались китайские, немецкие и английские купцы. Признать роль тарабаганов в распространении эпидемии — значило ограничить возможности торговли шкурками, добытыми в опасных районах. Люди, которых оставила равнодушными смерть сорока тысяч человек, забили тревогу, лишь только опасность коснулась их доходов, получаемых с промыслов.

— Не доказано! — повторяли купцы и промышленники от Мукдена до Лондона. Им-то нравилось решение мукденской международной конференции.

Заболотный мог наблюдать не такое уж редкое зрелище, когда опасность потери нескольких миллионов прибылей вдруг превращала равнодушных во врагов. Нейтралитет к силам смерти сменился открытым союзом с ними. Казалось, если надо будет, эти люди пойдут воевать, вернее — пошлют солдат, чтобы отстоять священную неприкосновенность тарабаганов, разносящих чуму, как посылали они уже два раза наемные армии в защиту торговцев, распространяющих опиум.

«Не доказано!»

На это можно было ответить только одно: он и его товарищи не отступят, пока опыт, поставленный природой и обошедшийся в сорок тысяч человеческих жизней, не будет изучен до конца, до той грани, когда появится неоспоримое право сказать: вот причины эпидемии и вот условия, при которых она никогда больше не повторится.

Изучение эпидемии и напряженная борьба с чумой продолжались хотя маленький отряд Заболотного терял человека за человеком...

11 января студент Суворов увидел Лебедеву у одной из фанз на Базарной улице. Когда он подошел к ней, Мария Александровна сказала:

— Я уже исследовала одиннадцать тяжело больных и нашла три трупа, но тут еще много — фанза набита мертвыми и умирающими. Я никогда не видела такого скопления больных.

Суворов хотел войти в фанзу, но она преградила дорогу:

— Незачем, я там была.

— Но вы ведь не боитесь туда ходить?

Она ответила, махнув рукой:

— Мне уж все равно.

Рот ее был повязан марлей, левый рукав и полы халата запачканы кровью. Довольно долго она стояла молча, опустив руки, думая о чем-то. Потом, взглянув на Суворова, негромко сказала:

— Просто я ужасно устала. — И уже совсем другим, по- обычному спокойным голосом: — Через фанзу на чердак не пройдешь. Надо будет разобрать крышу.

Подошли санитары дезинфекционного отряда и быстро выполнили приказание. По приставной лестнице через пролом Лебедева проникла на чердак. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела: прямо против отверстия лежал труп; • влево, в углу,—другой; посреди бился в предсмертных судорогах больной; еще один, в самом дальнем углу, зачем-то обертывал ногу одеялом, потом снова развертывал, очевидно в бессознательном состоянии.

Вечером на совещании врачей Лебедева доложила о новом очаге, открытом на Базарной улице. Вернулась она с совещания в час ночи и сразу легла спать. Через четыре часа поднялась. Было еще совсем темно, но свет она не зажигала, чтобы не разбудить соседей по комнате. Доктор Паллон проснулась и окликнула ее:

— Куда ты, Маша? Ведь еще очень рано.

Лебедева ответила:

— Надо закончить обследование Базарной, там ужас что делается.

За обедом Паллон заметила, что Лебедева немного возбуждена— лицо красное, движения порывистые и держится она как будто настороже.

Несколько раз Лебедева измеряла себе температуру. К вечеру появился легкий жар. Мокроту послали на анализ в лабораторию. В ожидании результата Лебедева заперлась у себя в комнате и принялась за работу. Она торопилась закончить отчет о результатах обследования своего участка. Работала, не отрываясь, до вечера.