Читаем Жизнь побеждает полностью

Думает ли он покончить с собой? Не заглянул ли в его мысли этот полицейский, чтобы так искаженно и нелепо перевести их на свой язык? Но то, что он задумал, можно назвать чем угодно, только не самоубийством. И если уж суждено, ему принести маленькую неприятность, то не полицейскому.

Николай Гамалея продолжал свою ночную прогулку. «Чужбина!» Здесь он одинок. Он может посоветоваться только с самим собой. А все решить надо сейчас, не откладывая.

Если его спросят, убежден ли он, что методика прививок, применяемая сейчас, полностью безопасна, не только на девяносто девять, но и на тот сотый процент, о котором говорил доктор Ру и из-за которого Ру разошелся с учителем, то он без колебания ответит:

— Этого еще нельзя сказать. Прививки — огромное и прекрасное благодеяние для человечества. Но методику, применяемую Пастером, надо и можно улучшись, чтобы сделать ее безопасной и действенной на сто процентов.

Значит ли это, что нужно последовать совету осторожных и отказаться от прививок?

Разумеется, нет! Так мог бы поступить исследователь, не имеющий права называться не только ученым, но и просто человеком. Пусть сейчас, спасая десятки больных, это средство одного не спасет или даже повредит одному, убьет одного. Что же, сотнями жизней пожертвовать из-за одной? Ждать?

— Вздор и чепуха!

Он произносит эти слова так громко, что полицейский оглядывается и беспокойно ждет: может быть, мосье передумал и все же бросится в Сену? Сейчас столько самоубийств, и почему-то все эти разочаровавшиеся в жизни люди избрали именно его участок — набережную Букинистов, где бродят тени несчастных влюбленных и голодных, которые описаны в старых книгах. На месте начальства он сжег бы эти книги — ведь не теням' приходится отвечать за каждого утопленника...

Прохожий шагнул далеко от парапета, и полицейский успокоился/

А Николай Гамалея продолжает свои думы.

Пусть опасность есть — надо доказать, что она невелика. Силы расставлены так: наука — враги прогресса. Пастер — Петер.. И второй хочет убить первого. Сальери?

Николай Федорович Гамалея.

К чорту — просто мелкий мошенник, которых столько развелось на Западе, просто бактерия — из тех, что умирают на воздухе и поэтому ненавидят воздух.

Одесское общество врачей послало Гамалею, чтобы он изучил и перенес в Россию новое завоевание медицины. Задача его усложнилась: надо прежде отстоять это завоевание, закрепить его, довершить то, что начато' Пастером.

Значит, и поступить он обязан так, как подсказывают изменившиеся условия.

Надо проверить «смертельный», по Петеру, интенсивный метод лечения. Испытать на себе. Ведь именно так в трудных для науки случаях поступают русские ученые.

Наутро Николай Гамалея, как всегда, раньше всех появляется в лаборатории. Он приступает к опыту, задуманному и решенному накануне ночью.

Первым из ученых мира он проверяет действие на организм здорового человека пастеровских прививок, относительно которых столько' ученейших профессоров в стольких научных столицах пришли к единодушному выводу, что они, эти прививки, ядовиты и опасны, даже смертельно ядовиты и опасны.

Опыт оканчивается успешно. Прививки не причиняют вреда Николаю Гамалее, и он выходит победителем в борьбе с ученейшими коллегами, нанеся первый удар смертельным врагам передовой науки.

Но этого мало. Он изучает все материалы и убеждается, что ученейшие коллеги просто не владеют наукой, судьбы которой пытаются определять. Оказывается, у синьоров Аморозо и де-Ренци в прививочный материал «по недосмотру» попали посторонние микробы; не они ли вызывали смерть подопытных животных? А молчаливый португалец столь нечисто проводил операции, что животные умирали, когда в кровь им вносился прививочный материал, но столь же часто гибли и без всяких прививок, только о г действия ланцета португальца.

Так Николай Гамалея терпеливо разбирает одно опровержение за другим и наносит второй удар реакционной науке Запада, друзьям Петера и ему самому.

Он переносит новый метод в Россию, видоизменяет и совершенствует его, вследствие чего смертность у привитых снижается с семи до шестидесяти одной сотой процента, то- есть в одиннадцать раз-

Тогда с кафедры Французской академии оглашается очень любопытная статистическая таблица:

Париж — 50 прививок,

7 смертных случаев

Одесса

— 39

»

1 »

»

Москва

— 16

»

0

»

Самара

— 14

»

0 »

»

Одесса — 39 » 1 » » Москва — 16 » 0 » Самара — 14 » 0 » Деньги израсходованы, а они нужны были сейчас больше чем когда бы то ни было. Когда Гамалее передали слова градоначальника, он сердито пробормотал:

— Если есть в этой истории поверженные, так это те, кто погиб от чумы. И они еще будут, будут, как бы ни хотели забыть об этом «победители» в переплете из свиной кожи!

Исследования пришлось бы приостановить, но, к счастью, у Гамалеи были помощники-добровольцы; они согласились работать за гроши, а если придется, то и бесплатно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука