Жизнь побеждает

Как-то в Восточной Монголии во время работы над содержимым чумного бубона Заболотный сильно укололся иглой шприца. Капля крови выступила на коже.

Игла прошла глубоко; возможно, поток крови уже подхватил проникших микробов. Начинался непредусмотренный опыт самозаражения чумой.

«Опыт» — это слово промелькнуло в голове и, пожалуй, успокоило. Несколько раз он повторил его вполголоса. Какую великую силу имеют привычные слова и привычные представления! Растерянность, овладевшая им в первые мгновения, не исчезла, но отступила в подсознание.

Заболотный ввел себе в кровь шестьдесят кубических сантиметров противочумной сыворотки. Теперь оставалось ждать и наблюдать.

Ночью он заставил себя заснуть. Проснулся через час. Стояли на своих местах микроскоп, пробирки с питательными средами. Неужели он видит все это в последний раз?

Надо было написать прощальное письмо. С минуту он неподвижно сидел у стола, несколько раз перечел первое слово, машинально выведенное карандашом. Было физически приятно разорвать листок, преждевременную капитуляцию перед смертью.

Хорошо, что в этот час никого не было рядом с ним. Привычная успокаивающая тишина господствовала в лаборатории. Заболотный поднялся и аккуратно собрал бумажные лоскутки.

Был ли он спокоен? Конечно, страшно даже подумать, что он может умереть именно сейчас, в самый разгар работы. И все-таки он не боялся. Вернее сказать — он просто не верил в роковой исход эксперимента. Ему всегда казалось, что если болезнь побеждает жизнь, то это слабый побеждает сильного. Так бывает, но так не должно быть.

Опыт был случайный, он не был предварительно задуман, однако завершал целый этап работы. Пожалуй, сейчас было очень своевременным это предельно острое испытание окрепших сил науки.

Давно, еще в Бомбее, Заболотному рассказали, как в богатой индусской семье наследник убил отца, уколов его иглой, предварительно погруженной в пробирку с культурой чумных микробов. Рассказ показался невероятным. Однако жизнь подсказывала, что ничего невероятного в этом нет. Один негодяй или группа преступников могут и самую смерть поставить на службу своим интересам. Разве не подтвердили эту опасность «опыты» англичан в Бисилле и бомбейской тюрьме?

Во всяком случае, наука должна быть готова к подобной опасности. По этой и по многим другим причинам весьма полезен опыт самозаражения с последующим лечением.

К рассвету Заболотный уснул. Проснулся он от сильной головной боли. Лихорадило, в теле ощущалась слабость и усталость, но сознание все время оставалось ясным.

На пальце правой руки, в месте укола, появился неболь- шой гнойничок — пустула, рука болела. Измерил температуру — тридцать восемь и пять; пульс — сто.

По симптомам все очень походило на опыт Хавкина, но содержание эксперимента было совсем иным: не мертвые, а живые микробы действовали в крови. Заболотный подумал: несколько лет назад после такого случайного укола оставалось бы только ждать смерти. Это был бы в точном и пел* ном значении слова: последний день осужденного на казнь. А теперь железы не прощупывались, не припухали: обнадеживающий признак; ведь лимфатическая система — извечный путь чумы. Впрочем, возможно сыворотка задерживала развитие болезни, замедляла, а не пресекала ее?

Когда-то в Бомбее впервые был проведен опыт заражения чумой с последующим лечением сывороткой. Конечно, объектом служила обезьяна, а не человек.

Заболотный хорошо помнил, как нервничал тогда Высоко- вич, руководитель русской медицинской экспедиции. Марианна, подопытная обезьяна, жалась в углу лаборатории, отказывалась от пищи, дрожала, и глаза ее выражали такое почти сознательное осуждение людей, заставивших ее мучиться, чго больно было смотреть.

Высокович почти не покидал лаборатории. Казалось, за немногие часы опыта он похудел и постарел, будто прошли долгие годы.

Один из лаборантов, понизив голос, сказал товарищу:

— Я не понимаю, как можно так нервничать!

Высокович расслышал, повернулся и резко ответил:

— А я не понимаю, как можно оставаться спокойным, когда идет опыт, от которого зависят и ваши и моя жизнь, если уж вам безразличны судьбы множества неизвестных нам людей! У вас не спокойствие, а равнодушие!

Постепенно, очень медленно, Марианна выздоравливала. Было интересно наблюдать, как мутные, затянутые тусклой пленкой глаза зверька снова становились блестящими, живыми.

Теперь, через много лет, Даниилу Заболотному вспоминался этот опыт, оказавшийся так тесно, действительно на жизнь и смерть связанным с его собственной судьбой. Вспоминались каждая деталь, каждая минута, все мысли и чувства, пережитые тогда.

По существу, опыт продолжался. То, что было проверено и подтверждено на человекообразных обезьянах, теперь испытывалось на человеке. В этом основной смысл, значение происходящего. На карту была поставлена не только жизнь исследователя, но и судьба идеи, которой эта жизнь подчинена.

К вечеру стало ясно, что сыворотка действует отлично.