Плохой приметой было и присутствие вековухи при родах женщины или отеле коровы: считалось, что муки роженицы от этого усилятся – ведь старая дева их не испытала.
Конечно, жизнь незамужней девы во многом зависела от ее семьи, от материального достатка. Если семья зажиточная, а люди добрые и работящие – девке жилось неплохо. А вот если родственники были бедны, судьба вековухи могла сложиться печально – бедняге ничего не оставалось, как превратиться в «побируху» и просить подаяние.
Иногда вековухи становились божьими странницами – они ходили по святым местам, молились за себя, своих близких, за «весь крещеный мир». Божьи странницы часто объединялись в небольшие группы – так было веселее и безопаснее. Они были бескорыстны и не стремились к материальным благам. За это простой народ их уважал…
В прежние времена в русских деревнях и неженатые мужчины, конечно же, тоже встречались. И называли их бобылями, бобычами, холостяками, девунами.
В народной традиции к мужскому безбрачию также относились отрицательно, оно порицалось обществом. «Без жены жить – свет коптить, с женой жить – гоже!» – гласит народная пословица.
Стоит отметить, что в русской деревне неженатые крестьяне встречались достаточно редко: обычно это были очень больные мужчины. Случалось, конечно, что и здоровый мужчина ходил в бобылях. На такого деревенское общество смотрело крайне неодобрительно. В народе полагали, что если мужик до тридцати лет не женился, то он уже вечный холостяк.
В Калужской губернии о бобылях так говорили: «он не женится, потому что чирямонай» (от слова «церемонный»).
Впрочем, существовала и весьма весомая причина, по которой мужчина вынужденно становился бобылем. Это длительная служба в царской армии, которая в XIX веке составляла пятнадцать лет, а в XVIII – все двадцать пять!
При таких обстоятельствах парень, который до ухода на службу не успел жениться, был обречен на безбрачие. Мужчин такой статус во многом ограничивал. Даже взрослый мужик не мог стать хозяином-большаком, а умного и деятельного бобыля не выбирали на должность в общине. Неженатый крестьянин, как правило, не владел земельным наделом, а был «захребетником» – жил у чужих людей или работал по найму батраком или пастухом.
Община строила бобылю отдельную избу где-нибудь на краю деревни. И порой таких изб набиралась целая улица. В Пензенской губернии, например, улицу, где жили холостые отставные солдаты, называли «капказ», по аналогии с Кавказом, который тоже на краю государства. В Нижегородской губернии подобная улица называлась «сирофки», от слова «сирота».
Тяжелее всего приходилось старым и больным бобылям и вековухам, у которых не было ни детей, ни внуков. Впрочем, таких бросать было не положено. За старыми и немощных бобылями и вековухами ухаживали соседи, знакомые, жители селения…
Овдоветь – что живой смертью умереть
Еще одним социальным статусом, который воспринимался деревенским обществом как ущербный, было вдовство. «Овдоветь – что живой смертью умереть», – говорили в народе. И действительно, потеря супруга – горестное состояние человека.
Вдова соблюдала траур по мужу от шести недель до года. Ей полагалось носить траурную, «печальную» одежду. В одеянии крестьянок присутствовали темные и, как ни странно, белые цвета. Белый – цвет перехода человека в новый статус. Так, в Пензенской губернии в течение первого года траура вдове полагались «кручинная» белая рубаха с минимальным количеством вышивки, белые платок и передник. «Печальную» одежду носили и все родственники усопшего, но вдова дольше всех.
Жизнь женщины после потери мужа могла сложиться по-разному, в зависимости от ее возраста, семейного статуса и наличия детей. Бездетная вдова, прожившая с мужем непродолжительное время, по истечении шести недель траура возвращалась в отчий дом, к отцу и матери, получив малую часть имущества мужа.
Беременная вдова или имеющая детей (особенно мальчиков), как правило, оставалась в семье мужа. Но если у нее были одни дочери, она могла вернуться в дом родителей.
Вдова средних лет или старушка получала все имущество покойного. Вдове-солдатке, у которой муж погиб на войне, часто строили отдельную избу, где она и жила.
Через год или два вдова могла выйти замуж вторично, забрав детей с собой. При этом она лишалась всех прав в прежней семье.
Мужчине, потерявшему жену, особенно если он имел маленьких детей, разрешалось повторно жениться раньше. Вдовцы охотнее женились на вдовах, нежели на молодых девицах. На этот счет в народе говорили: «Вдову взять – спокойнее спать».
Молодые девицы не стремились замуж за вдовцов, считая, что на небесах у них уже есть пара. Однако если вдовец женился на девице, то свадебная церемония была такой же, как и у вступающих в брак впервые.
Если же вдова вступала в брак повторно, то здесь уже действовал ряд ограничений. Она не устраивала девичника, ей не закрывали лица платком и не пели песен и причетов, не требовалось и приданого.