Как-то в сентябре 1989 года, приехав из Бостона в Нью-Йорк, я прогуливалась по Мэдисон-авеню, разглядывая витрины роскошных магазинов. На углу Мэдисон и 84-й улицы на глаза попалась скромная вывеска «Астрология». В окне, на разноцветном гравии, были разложены книги «Гадание по руке», «Карты Таро», «Психология предсказаний».
«Почему бы нет? – подумала я. – Раз-то в жизни».
Астрологический кабинет размещался в подвале. Я спустилась на три ступеньки и позвонила. Дверь открыла миловидная блондинка с круглыми серыми глазами и пушистыми волосами, стянутыми на затылке в «конский хвост». Одета была она в типичный студенческий прикид: выцветшие джинсы, кроссовки и клетчатая рубаха. Девушка приветливо улыбнулась, сказала «Ы» и жестом пригласила меня войти.
Помещение напоминало приемную дантиста. У стены – диван, перед ним столик с кипой журналов, в углу кресло и торшер. Еще один стол с двумя стульями стоял прямо под окном. За ним, вероятно, и происходило гадание, чтобы «процесс» можно было наблюдать с улицы, завлекая тем самым новых клиентов.
– Чем могу служить? – спросила девушка.
– Сама не знаю… Гадание, предсказание… Что вы умеете?
– Всё что хотите. Прошлое, настоящее, будущее.
– Ну, свое прошлое я более или менее знаю. В настоящем я и так нахожусь. Как насчет будущего и сколько это стоит?
– Гадание по руке и простые карты – двадцать долларов, Таро – сорок. А за пятьдесят долларов могу составить астрологическую схему вашей жизни.
– Пожалуй, с меня достаточно простых карт.
Девушка кивнула и пригласила сесть за стол под окном. Мне это не понравилось. Гадание, гинекологическое обследование, лечение зубов, а также краска и укладка волос не должны происходить публично.
– А нельзя ли нам уединиться подальше от посторонних глаз?
Она помедлила, словно сомневаясь, кивнула и пригласила меня в заднюю комнату. Стены там были сплошь зеркальные, на полу китайский ковер в узорах из лилий и драконов, кресла и диван обиты шелком изумрудного цвета, на бронзовых лампах кружевные абажуры. Наверняка эта комната предназначалась для постоянных денежных клиентов, а не для случайно залетевших двадцатидолларовых птиц.
Мы сели за круглый стол, и она ловко раскинула карты.
«Ну-с, щас начнется, – подумала я, – весь этот бред с бубновым валетом, коварной пиковой дамой и неприятностями в казенном доме».
Однако ничего подобного я не услышала. Девушка молча создавала и разрушала карточные узоры и, наконец, сказала:
– Вы только что вернулись из далекой поездки. Там было очень жарко и беспокойно. Приезд домой вам показался большим облегчением.
Чистая правда. Две недели назад я вернулась из Израиля и Египта, где провела больше трех месяцев. Действительно, сорок градусов жары и интифада не создавали душевного покоя. В день нашего приезда в Израиль арабский террорист пустил под откос рейсовый автобус Тель-Авив – Иерусалим. Через несколько дней в центре Иерусалима, возле кнессета, в десять часов утра был убит мой тезка, профессор Менахем Штерн. Неделю спустя в окрестностях Ариэля два арабских пастуха зарезали американского переводчика Фреда Розенфельда, который в одиночку отправился в горы и, встретив пастухов, поделился с ними своими яблоками и бутербродами. Примеров «беспокойной» жизни было сколько угодно.
– В ближайшие два месяца новостей не ждите, но во второй неделе ноября вами заинтересуется важный деловой король, и вы снова отправитесь в далекое путешествие.
– Куда именно?
– Трудно сказать. Возможно, в Советский Союз. Ваша поездка состоится после Нового года, в первых числах февраля.
– В Советский Союз? Ну, это мало вероятно… (В конце восьмидесятых мы еще и думать не смели о поездках на родину.)
Девушка пожала плечами и улыбнулась, давая понять, что гаданье окончено. Я неохотно рассталась с двадцаткой и забыла об этой истории.
Пожелтели, опали осенние листья, задули пронзительные канадские ветры, пролетел дождливый ноябрь. Я как-то вспомнила юную гадалку, но никакие карточные короли в мою жизнь не постучались. А в декабре раздался звонок из американского журнала «Conde Nast Traveler», где я опубликовала два своих путевых очерка.
«Хотите поехать в Москву? Нам привезли оттуда великолепные фотографии, и нужен знающий человек, который написал бы о Москве и об этих фотографиях "изнутри"».
Оказывается недавно из Союза вернулся знаменитый фотограф Хельмут Ньютон. Он был в Москве на открытии выставки своих портретов и попутно фотографировал что ни попадя. Фотографии получились замечательные, но Ньютон понятия не имел, что снимал и what is what.
После пятнадцати лет жизни в эмиграции я только-только начала излечиваться от жестокой ностальгии, которая трепала меня, как тропическая лихорадка. Предложение журнала показалось мне подарком небес: «Хочу! Очень хочу!»
В январе 1990 года я приехала в Нью-Йорк обсудить в редакции детали моей командировки и первым делом примчалась в «астрологический» подвал.