Жизнь на льдине

Эту ночь и этот день я никогда не забуду.

Вчера мы даже не ужинали: волновались настолько, что кусок не шел в горло. К тому же обед мы сварили неважный: щи и гречневая каша на этот раз получились невкусные, и мы к ним почти не притронулись. Так и стояли на столе кастрюли с последней пищей, которую мы сварили на льдине.

В час ночи на вахту вступил Петя: он дежурил по лагерю. Я был выходным, но мне не спалось, не хотелось в такую напряженную ночь оставлять Петра Петровича одного. Сели с ним играть в шахматы. Каждые полчаса выходили из палатки и смотрели: не оторвался ли кусок льдины.

Ширина нашей льдины только тридцать метров. Кроме того, она еще лопнула в четырех местах. Мы регулярно осматривали трещины, чтобы в случае подвижки льда успеть вывезти наш ценный груз, уложенный на нарты.

Все шло, как обычно: Женя провел метеорологические наблюдения, Эрнст передал сводку на «Таймыр», я проиграл Пете четыре партии в шахматы…

Выйдя из палатки, мы увидели упершийся в небо луч прожектора. Потом прожектор начал бродить по горизонту: нас нащупывали, но не могли найти.

Мы побежали на пригорок. Я схватил по пути бидон с бензином. Сорвав с себя меховые рубашки, обливали их горючим, насаживали на палки и зажигали… Дважды разводили костер, сложенный из тряпок, старых мехов и валенок, облитых керосином. Горело великолепно: пламя поднималось высоко.

Веселый вел себя ночью очень плохо. Как только в нашу сторону проникал серебристый луч прожектора, пес начинал неистово лаять. Мои нервы были так возбуждены, что я не мог вынести этого яростного лая. Поймав Веселого, я зажал его между коленями, и он замолчал. Но как только я выпустил пса, он убежал на соседнюю льдину и там, чувствуя себя в полной безопасности, опять начал лаять до тех пор, пока не погас прожектор.

В шесть часов утра на вахту вступил Кренкель.

На небе были звезды, и Женя сделал астрономическое определение.

Я спал лишь три часа, но чувствовал себя свежим; только сердце билось тревожно, часто замирая. В полдень хотел начать делать метеорологические наблюдения, но получил по радио требование с кораблей: «Давайте огни, факелы».

Я был возмущен: целую ночь мы жгли бензин, керосин, а они все еще требуют огня.

— Что им здесь — Баку, что ли?.. — сказал я с досадой Теодорычу.

Все-таки огни мы зажгли.

В час дня пароходы задымили вовсю; они были уже совсем близко.

Решил привести себя в порядок. Начал бриться. От волнения руки дрожали… Порезался, потекла кровь. Посмотрел на себя в зеркало: ужас! Ведь мы с Нового года не мылись!.. Руки, как у трубочиста. Попробовал было потереть их снегом, но только размазал грязь — чище не стали.

В два часа дня корабли достигли кромки льда, пришвартовались к ней. В бинокль было видно, как люди спешат спуститься на лед…

Не могу сдержаться, отворачиваюсь, текут слезы радости… Вижу: Петя усиленно моргает и тоже отворачивается…

И радостно, и в то же время немного грустно было расставаться со льдиной, обжитой нами.

К нам шли люди со знаменами. Я бросился вперед, навстречу им. С двух сторон подходили таймырцы и мурманцы. Среди них много товарищей по прежней совместной работе на полярных станциях. Нас начали обнимать и качать. На мне чуть не разорвали меховую рубашку.

…Лагерь прекращает свое существование.

Эрнст сидит в своем снежном домике и передает наш рапорт правительству об окончании работы станции:

«Безгранично счастливы рапортовать о выполнении порученного задания. От Северного полюса до 75° северной широты мы провели полностью все намеченные исследования и собрали ценный научный материал по изучению дрейфа льда, гидрологии и метеорологии, сделали многочисленные гравитационные и магнитные измерения, выполнили биологические исследования.

С первого февраля, когда на 74 градусе наше поле разломилось на части, мы продолжали все возможные в этих условиях наблюдения. Уверенно работали, ни минуты не беспокоясь за свою судьбу, знали, что наша могучая Родина, посылая своих сынов, никогда их не оставит. Горячая забота и внимание к нам партии, правительства и всего советского народа непрерывно поддерживали нас и обеспечили успешное проведение всей работы.

В этот час мы покидаем льдину на координатах 70°54′ нордовой, 19°48′ вестовой, пройдя за 274 суток дрейфа свыше 2500 километров. Наша радиостанция первая сообщила весть о завоевании Северного полюса, обеспечивала надежную связь с Родиной и этой телеграммой заканчивает свою работу.

Красный флаг нашей страны продолжает развеваться над ледяными просторами».

Пока Теодорыч отстукивает ключом последнюю радиограмму, отхожу в сторону, и на меня сразу набрасываются матросы, кочегары, кинооператоры, полярники.

— Дмитрич, подари чашку!

— Сделай надпись на этой книжке!

— Разрешите взять на память пачку прессованного компота!..

— Плитку горохового супа!..

— Баночку томата!

Откопали большую палатку, почти целиком засыпанную снегом. Ее бережно разбирают, складывают на нарты.

Льдина пустеет.

Я прощаюсь со льдиной, обхожу ее кругом.