Жизнь как жизнь и фэн-шуй в придачу

— А чтоб таких фокусов не устраивал! Мы решили, что кто-то из сослуживцев может что-то знать, куда ты делся. Ну, вот и… Мне ж надо было как-то объяснять незнакомым людям, почему я тебя ищу! Я сказала, что ты — жених моей дочери. А когда жених сбегает, а теща ищет его? Правильно. Но, Веня, про ребенка я — ни слова, это они сами додумали. Наоборот, я усиленно отрицала. Только боюсь, что не поверили. Так что теперь придется тебе самому отмазываться. Общественное мнение — это сила…

— Значит, я… Хорош, однако. Да все равно, уволят теперь меня оттуда за прогулы.

— Вень, перестань, может, и обойдется как-то. Отпуск оформят задним числом или еще что-нибудь придумают… Ты чему улыбаешься?

— Знаешь, какое счастье: лежать вот тут, на вашем диване, смотреть на тебя. Дай мне руку.

Рука у Вениамина была влажная и горячая.

— Вень, давай, сейчас еще пару таблеточек съешь, чайком с лимончиком запьешь и — спать. А все разговоры — потом.

— Подожди. Тебе неприятно сидеть со мной рядом? Ну да, я же…

— Венька, что «я же»? Не городи чушь. Мне жалко тебя, ты болен, понимаешь? Тебя лечить надо, а не любоваться тобой.

— Ну тогда не уходи, хотя бы потому, что жалко. Я слишком долго был один. Понимаешь?

— Никуда я не ухожу. Ешь таблетки и давай разговаривать. Захочешь спать — закроешь глаза и спи. Ясно?

— Ясно. Как хорошо…

— Знаешь, я всегда считал себя не таким, как все, особенным. Другие дети играли, ссорились, дружили с девочками… А я был один. Я не понимал вначале почему. Неужели я самый плохой? А чем-то ведь ребенку надо заниматься. Я книжки читал. Представлял себя их героями. Это интересно. Намного интереснее, чем те игры, в которые меня не принимали. Я был таким сильным, смелым, обаятельным. Умным. И поверил постепенно, что я на самом деле такой. Просто никто не может меня оценить. Потому что я слишком умный, по сравнению с другими. Представляешь, смесь из таких разных комплексов? Влюбился один раз. Ты, наверное, не помнишь, я когда-то рассказывал. Или думал, что влюбился? Неважно. Дали по морде. Так, что окончательно ушел в себя. Мир — сам по себе, а я — такой умный, с такой тонкой душевной организацией — сам по себе. И никаких у нас плоскостей пересечения. Разве что — точки кое-какие, вынужденные. Представляешь, идиот? И ведь устраивало. Привык. А когда оказался один на один с этим миром, сразу стало ясно, что я — ничто. Полное ничтожество.

— Веня, может, хватит самоанализом заниматься? Расскажи, в чем дело. Чего ты вообще в эту… авантюру… вляпался?

— Не сердись. Думаешь, приятно признаваться в том, что ты — просто слизняк заурядный?

— Ты идиот незаурядный. Что это еще за определение?

— А это меня один тип так охарактеризовал. Философ. Алкаш, но философ.

— Алкаши — они все философы. Как на подбор. Нажрутся — и философствуют. Нашел, кого слушать.

— Да нет, он меня спас. Если б не он, я б уже давно… Знаешь, интересный мужик. У них там жизнь своя. Параллельная нашей.

— У кого — у них?

— У бомжей.

— Ты где был?

— В подвале.

— Веня, в каком подвале?

— Где-то недалеко от того парка. Мне так кажется. Просто я не ушел бы далеко. Ну, в том… состоянии.

— Ты и в этом далеко не уйдешь.

— Ты меня выгоняешь?

— Ага. Щас. Доведешь меня окончательно — и выгоню. Ты можешь рассказать, что случилось? Без экскурсов в детский возраст?

— Без — не могу.

— Это почему? А вообще, как хочешь, так и рассказывай. Только рассказывай. Ты почему из дому-то ушел? Что это еще за детские выходки?

— Видишь, и ты считаешь выходкой. Я думал о своей прежней жизни — я, наверное, вообще ни одного поступка не совершил.

— Какого поступка?

— Просто: ПОСТУПКА. Понимаешь? Вся жизнь — как по проложенному кем-то курсу.

— Кем?

— Понятно, кем. Но это меня не возмущало, понимаешь? Значит — устраивало. До тех пор, пока… До последнего времени.

— Венька, а ты считаешь, что совершил Поступок? Ты понимаешь хоть, что это могло плохо кончиться?

— Да, дурацкая, конечно, выходка. Конечно, ты права. Но это я в первый раз в жизни сорвался.

— Вень, а что случилось?

— Помнишь, я у вас тогда еще был, мама позвонила к вам? Я тогда пришел домой, нарвался на скандал, развернулся и ушел.

— Куда?

— На улицу. Я тогда не думал куда. Просто — ушел.

— Почему ты к нам не пошел? Тебе у нас так плохо было?

— Мама узнала, что я был у вас. Потому и позвонила. А ты не представляешь, на что способна моя мама…

Эх, вот это как раз я представляю. Даже хорошо представляю. Мне хватило с ней одного разговора, чтобы впасть в истерику. Это что, получается, Венька нас спасал таким образом от своей мамаши? Ничего лучшего не придумал? Да ну, глупости какие, перестал бы просто к нам приходить — и все дела. А если она его достала? Так что, бомжевать, значит? Чушь.

— Походил я по улицам, а ведь — вечер, где-то ночевать надо. Я и пошел на вокзал.

— Куда? Оттуда же выгоняют всех!

— Не всех, а только граждан подозрительного вида. А у меня еще тогда вид приличный был.

— И?

— Переночевал в зале ожидания, потом пошел, купил в магазине батон и кефир. Поел. Я еще подумал, что деньги, какие у меня при себе оказались, теперь надо экономить.

— И что?