Элис уже говорила мне, что дом, в котором они жили в Италии, располагался через дорогу от молочной фермы и на одной проселочной дороге с бойней. Девочкой она выглядывала из окна и видела бурых коров на пыльных буграх, отыскивавших пучки травы и пережевывавших их так уютно и по-домашнему, а потом слышала выстрел – они с коровами вздрагивали, каждая по-своему. Ужасно пасторально, сказала Элис. Интересно, подумала я, сколько раз она говорила это мужчинам, которые ею восхищались.
– Это ради него твоя мать вернулась в Италию? – спросила я. – Ради ночного ветерка?
– Хочешь знать правду? Мне тошно ее говорить.
Я кивнула. Ощутила холодок от кондиционера на лице и странно затосковала по давящему зною. В Поконо у нас был старый дурацкий тостер, который обугливал одну сторону хлебного ломтика и едва прогревал вторую, поэтому приходилось переворачивать хлеб и неотрывно надзирать за процессом. Когда в последнее лето мы купили новый тостер в магазине «Два парня» в Гаррисоне, он был идеально откалиброван, тосты каждый раз выходили превосходные, и это вызывало у меня иррациональную грусть.
– Моя мать уехала из Америки, – сказала Элис, – после смерти своего любовника.
– Любовника, – повторила я.
– Женатого. Наверное, ситуация была вроде твоей. Все напоминало матери о нем. Это было слишком болезненно. Мать не могла находиться в стране, где умер ее любимый. Она рассказала мне часть этой истории, когда я была маленькой, а потом, когда умирала, сказала, что тот мужчина был моим отцом.
– О… Как он умер?
– От рака, – сказала Элис. – Рака горла.
В тот момент мне захотелось рассказать ей правду, кáк это случилось на самом деле. Отчасти потому, что я ненавидела Элис за незнание. За то, что у нее было детство, отобранное у меня.
Мы съехали по Туна-Каньону к пляжу. Сквозь Каньон шла дорога с односторонним движением, от деревни вниз по горе до самого подножия, резко заканчиваясь у шоссе Пасифик-Коуст. Народ здесь устраивает гонки на маршруте от вершины до пляжа, сказала мне Элис. Джимми Дин погиб на этой дороге. В своей идеальной машинке. Элис опустила все четыре стекла и убрала крышу, чтобы создать ощущение, будто мы едем в кабриолете. Карамельные волосы хлестали ее по лицу. На дороге отсутствовало ограждение, и Элис бесстрашно закладывала виражи. Сквозь просветы в сикоморах можно было разглядеть всю длину Каньона – нефритовую бахрому, словно полог тропического леса.
Когда мы спустились вниз, у меня возникло такое же ощущение, как от всего, что я успела повидать в Лос-Анджелесе: выезжаешь из великолепной и дикой красоты и попадаешь в унылую мрачность, неприглядный ряд домов на океанской стороне шоссе Пасифик-Коуст. Бензозаправки и садовые центры с неоправданно дорогими терракотовыми горшками.
Элис зарулила на парковку ресторана, украшенного сетями и буями. Сказала, что мы купим клэмов и пива и возьмем их с собой на пляж. Над рестораном была красная неоновая вывеска – «Рил Инн». Воздух пах крабами, и, когда мы вышли из машины, солнце шарахнуло по голове, напоминая о том, что бывает, когда выпьешь пива на пустой желудок. В помещении ресторана с потолка свисали разноцветные лампочки, пластиковые красные в клетку скатерти покрывали длинные столы, стояла будочка, где можно было заказать роллы с клэмами, сырых моллюсков и устриц, толстые стейки чилийского сибаса на бумажных тарелках. Там была веранда с тепловыми лампами, галечным полом, столами для пикников и петуниями в ведерках для шампанского.
Я стояла в очереди за спиной Элис и пялилась на ее порнографические ноги. Сильные икры и нежные бедра. Представила, как вонзаю в части тела женщины вилку и нож.
Элис заказала две дюжины клэмов, не спросив, ем ли я их и не хочу ли чего-нибудь другого. И еще ведерко с разным пивом, сказала она парню за стойкой, своему знакомому. Бесплатно, ответил он. Элис улыбнулась и сунула в банку для чаевых двадцатку.
Я боялась так, как можно бояться только в начале дружбы с женщиной. Я боялась быть слишком осторожной. Я боялась быть слишком старой, не разбираться в музыке. Элис взяла клэмов, упакованных в контейнер навынос, а я несла ведерко с пивом. Мы перешли разделительную полосу. Машины проносились мимо, и сердце мое глухо бухало между грудями. Как ни забавно, моменты, когда сильнее всего хочется умереть, – это как раз те моменты, когда получаешь наибольшее удовольствие.
– За употребление спиртных напитков в Малибу грозит штраф, – сообщила моя спутница, – но не знаю, меня ни разу не ловили.
Пляж был замечателен своей близостью к шоссе и тем, что я была с Элис, которая сбросила сандалии и повела меня к линии прибоя. По зодиаку эта женщина – Рыбы, как и ты. Она уселась на песок и поставила между нами коробку с клэмами.
– Вот, – сказала Элис, – к ним не нужно никакой соли, только лимон, согласна?
И тут же выжала лимон, облив разом всех моллюсков. Я ненавидела клэмы. Их вкус отдавал кровью и металлом. Мой отец обожал моллюсков. На моих глазах он поедал их сотнями.