Женитьба Кевонгов

У хромоногого было всего три кобеля и одна сука. Он не мог держать целую упряжку — собаки требуют много корма. И когда нужно было заготовить дрова, хромоногий запрягал в легкую нарту трех своих тощих кобелей и медленно исчезал в ближайшей роще. А потом люди видели: из рощи выходила странная упряжка — те же три тощих кобеля и вместе с ними тянул нарту хозяин.

У хромоногого была одна радость — сын. Мальчик рос смышленым. И отец делал все, чтобы передать сыну свои нехитрые секреты рыболовства и охоты.

В свои десять лет мальчик уже умел точить наконечники гарпуна, умел различать следы зверей и узнавать птиц по их голосам.

Мальчик любил собак, и те отвечали ему взаимностью. В сырые вечера в начале осени мальчик помогал матери варить на костре похлебку для собак. Когда выпадал первый снег, он запрягал всех трех кобелей в упряжку и с веселым криком носился вверх и вниз по-над берегом реки. Об одном мечтал мальчик: когда будет юношей, заимеет свою упряжку. И не какую-нибудь там, а самую отборную. Чтобы она везла с весенней охоты тяжелую нарту, груженную жирными нерпами и лахтаками, которых добудет удачливый юноша; чтобы она везла хозяина по весеннему насту в отдаленные стойбища в гости; чтобы она не знала поражений в гонках.

Однажды весной кто-то заметил: один из нё ограблен. По следам определили: нё ограбила собака. Следы собаки были крупные, но аккуратные. Они вели в лес.

И с тех пор неизвестная собака стала проникать в закрытые нё и пожирать юколу и скудные запасы нерпичьего жира.

Люди, чтобы поймать пса-грабителя, выставили ловушки с приманками. Но собака будто обладала человеческим умом: она ловко обходила настороженные ловушки и безнаказанно брала приманку.

Тогда жители стойбища решили травить дикого пса домашней сворой. Отобрали несколько крупных и злобных кобелей и стали караулить дикаря.

Но тот не появился в ту ночь. Караулили и в следующую ночь. Но пес будто знал, что его ждет, и опять не появился. А люди сменяли друг друга, но продолжали караулить каждую ночь. И вот на шестую ночь появился дикий пес. По-видимому, голод выгнал из леса. Нет, люди не видели его. Но откормленные кобели вдруг яростно взлаяли и один за другим помчались к крайнему нё. При сильной луне было видно: от нё к лесу стрелой метнулась длинная тень. Кто-то утверждал, что заметил, как луна высеребрила его рыжеватый загривок и сделала пса каким-то неземным.

Долго доносился лай, отдаляясь. Но вот лай перешел в рык и рев. Было ясно: свора нагнала дикаря. И люди облегченно подумали: теперь стойбище избавится от грабителя. Вдруг взметнулся визг и оборвался. «Конец», — подумали люди. Но тут же недоуменно переглянулись: лай донесся с новой силой и вскоре потух вдали.

Когда рассвело, хозяева взяли вернувшихся кобелей на сворки. И увидели: у одного кобеля до основания разорвано ухо, у другого прокушена лапа, у третьего на загривке зияет рваная рана, а четвертого, самого могучего, не узнать: морда разбита, будто колотили по ней обухом топора. И подивились люди, какой же силой и ловкостью надо обладать собаке, чтобы отбиться от целой своры ездовых кобелей!

Прошло несколько спокойных ночей. И так уж случилось, что мальчик, сын хромоногого, выйдя поздно вечером за дровами, увидел: огромный стройный пес желтой масти воинственно прохаживался среди привязанных к кольям трех тощих кобелей, а те покорно прижимали уши, приседали и водили куцыми обрубленными хвостами.

Когда вышли взрослые, пса уже не было. Только три тощих кобеля пристально смотрели куда-то в ночь.

Наутро жена хромоногого вынесла объедки от скудного завтрака, чтобы дать непривязанной суке. Обычно сука поджидала у порога, когда ей вынесут эти объедки. Но на этот раз ее нигде не было.

Женщина громко звала собаку, но та не появлялась.

Женщина так и не дозвалась, пришлось отдать объедки кобелям-бездельникам, от которых летом нет никакого проку.

Сука объявилась через три дня. Она стелющимся шагом подошла к хозяйке, лизнула ей ногу. Увлажненные глаза полны усталости. Она была какая-то другая: шерсть на ней лоснилась, будто ее долго откармливали; когда ее звали, она словно не слышала. Она теперь подолгу лежала на солнцепеке и старательно вылизывала себя, не отвечала на ласковый зов мальчика. Она была озабочена какой-то великой заботой. Казалось: в мире существует она одна.

Прошло два месяца, и однажды утром хромоногий воскликнул:

— Хы! Да наша сука отяжелела!

Как-то в середине лета, когда мальчик с отцом вернулись с рыбалки и привезли матери жирных красноперок, мать загадочно улыбнулась и сказала сыну:

— Сходи-ка в конуру, посмотри.

Мальчик вышел посмотреть. И что увидел: из-под усталой суки выглядывали маленькие игрушечные лапки с белыми коготками и тонкие мышиные хвостики с белесой редкой шерстью. Лапки и хвостики беспокойно шевелились, и снизу, из-под суки, доносилось недовольное попискивание щенков, ищущих соски, и сочное торопливое причмокивание тех, кто сосал молоко матери.