Женитьба Кевонгов

От похвалы Катя зарделась так, словно ее лицо окатили соком брусники. А Неля Винокурова, эвенка из совхоза «Оленевод», показала тапочки из оленьей замши, расшитые бисером.

— Вот бы мне их, — и тут не стерпел Урьюн.

— Походишь и в спортивных, — ответил Колка.

Девочки обступили Колку:

— А ты что нам покажешь?

— У меня ничего нет. Я летом только бегал стометровку, — сказал Колка и для убедительности добавил: — Знаете, как хорошо бегать босиком по морскому песку — ног под собой не чувствуешь!

— Врет он. Врет. Не верьте ему, — Урьюн выдал друга. — У него рисунки. Акварелью.

Ребята гурьбой вбежали в комнату к Колке. Ему пришлось достать из чемодана альбом. Со страниц толстого альбома глядели большеглазые нерпы, лежащие на синих льдинах, медвежата переходили горную речушку. А вот вечер над пылающим заливом, и лодка покачивается на медленной волне. Впечатление такое, что вот-вот появится хозяин, отвяжет лодку и уйдет в безбрежье. Ребята рассматривали рисунки, когда в комнату заглянул старшеклассник Пахтун с красной повязкой — он сегодня дежурный по интернату;

— В баню! — крикнул он.

Вечером состоялась торжественная линейка. Ребята — в форменных кителях и отутюженных брюках, в черных новых ботинках, девочки — в наглаженных платьях и белых фартуках — выстроились в актовом зале.

Директор поздравил ребят с наступлением нового учебного года. Рассказал о выпускниках интерната — одни поступили в вузы, другие пошли на производство.

Колка смотрел на директора, но мысли его блуждали где-то далеко-далеко. Он думал о Семиперой птице, мысленно путешествовал с ней по разным странам, грелся под горячим южным солнцем, шел пустыней, горами, продирался сквозь непроходимые джунгли.

А директор говорил, что в школе открываются кружки: музыкальный, фотолюбительский, спортивные секции, студия живописи.

— По предложению Гоши Степанова нынче организуется кружок прикладного искусства народов Севера. А Колка Лузгин предлагает создать «живой уголок».

Колка услышал свое имя и неохотно расстался с мыслями. Вокруг аплодировали. Илья Вениаминович улыбался своей доброй улыбкой. А директор продолжал:

— Колка привез для «живого уголка» очень редкую в наших местах птицу — аиста.

— Это не аист! — обиженно возразил Колка.

Директор удивленно посмотрел на Колку.

— Какая же это птица?

— Это Семиперая птица, — ответил Колка и добавил: — Птица Счастья.

— Пусть будет по-твоему, — сказал директор.

6. В ПОХОД ЗА «ЖИВЫМ УГОЛКОМ»

Как-то после занятий ребята шумно играли на спортплощадке. Но среди них не было ни Колки, ни Урьюна. Друзья, притихшие, сидели на берегу Тыми. Они тоскливо смотрели, как от берега одна за другой отчаливали лодки.

В это время мимо них по круче проходил Илья Вениаминович.

— Кто-нибудь взял бы нас с собой, — так, для себя, чтобы излить тоску, сказал Урьюн. Он знал, что охотники и рыбаки уходят на ночь и никто не отпустит ребят с ними.

Илья Вениаминович вдруг повернул к ребятам, присел рядом на траву. Некоторое время он молчал, глядя, как остроносые лодки взбуравили тихую гладь и резво мчались вверх и вниз по реке, оставляя за собой длинные вспененные буруны. Учитель как бы между прочим сказал:

— Поедем по Тыми.

— Как «поедем»? — Урьюн так резко повернул голову, что едва не повалился на спину.

— А так, сядем в лодки и поедем. Ведь пора заняться «живым уголком».

Колка и Урьюн вприпрыжку помчались на спортплощадку.

— Ура! Ура! Ура! — орал Урьюн.

Ребята прервали игру.

— Что с ним? — недоумевали одни.

— Рехнулся, что ли? — предположили другие.

— Эй, ты! Можно потише? — негромко, но твердо сказал Пахтун, изготовившийся было послать баскетбольный мяч в корзину.

А Урьюн уже скакал по баскетбольной площадке. Левую руку он согнул у груди, словно держал уздечку, а правой хлестал сзади, словно по крупу оленя. Обуреваемый радостью, он натыкался на ребят, сбивал их.

— Ура! Ура! Ура! Кто хочет в поход, за мно-о-ой!

В субботу после полудня, когда закончились занятия, ребята собрались на берегу. Они осмотрели лодки, починили, где требовалось, и спустили на воду.

Осень на Сахалине приходит с запозданием. Конец августа и весь сентябрь — на Сахалине самое прекрас-. ное время: уже и не лето вроде бы, но еще и нет холодов. Стоят теплые, безветренные, солнечные дни. И вокруг так просторно! Леса оглашаются звонкими криками — это по сопкам и распадкам устремляются охотники до голубицы, черемухи, шиповника, брусники.

По берегам Тыми густо теснится ивняк. А дальше, за ивняком, возвышается тайга, сумрачная и таинственная. Столетние лиственницы в три-четыре обхвата. Пламенеет красная, как языки таежного костра, рябина.

Дождей давно нет, и воды в реке немного, течение несильное. Когда пойдут осенние дожди, Тымь вздуется, разольется широко. А сейчас она спокойная — будто сама природа хочет, чтобы ребята хорошо попутешествовали.

Лодки идут против течения. А вокруг тяжело плещутся рыбины. Они, ракетообразные и сильные, выскакивают из воды, плюхаются и снова упорно борются с течением и расстоянием. Кета устремилась в верховья реки на нерест.